Я была где-то посередине: девятнадцать лет, первая неудача при поступлении в институт, первая работа, первое сильное чувство. К нему.
Как меня звали? Не помню. Кто-то случайно вылил в прошлое черную краску и там теперь не прочесть ни единой буквы.
Он считал, что я мечтаю стать его женой. Выйти замуж за такого красивого, взрослого, богатого.
Он был прав. Я хотела. Выйти замуж за такого красивого, умного, нежного, сильного и надежного. Чтобы от всех бед прятаться за его спиной. Чтобы заглядывать в эти болотные глаза и думать о том, что его глаза для меня дороже жизни. Чтобы родить ему ребенка.
Не получилось. Однажды он сказал, что таких, как я, у него... Он не сказал сколько. Он сказал, что ему не нужна глупая гусыня с воздушными замками. Ему не нужна бесплотная фея, которая растворится в нем. Ему не нужна подстилка, которая будет вечно мешаться у него под ногами. Он сказал, что моя любовь к нему – помешательство. Сказал, что я ненормальная и выгляжу смешно, когда вешаюсь ему на шею, каждый раз, когда его вижу. Сказал, что глаза у меня ненормальные, когда я смотрю на него так, будто ради него готова броситься под поезд. А нужна ему – нормальная женщина с трезвым взглядом на жизнь, которая отличает реальность от витания в облаках.
И ушел. Насовсем.
А самое унизительное, что, когда он это говорил, за его спиной стояла рыжеволосая красавица и улыбалась. Делала вид, что ей неловко от этой сцены. Но я тогда точно почувствовала, что она злорадствует: потому что мне, ненормальной, предпочли ее. И в глазах у этой рыжеволосой красавицы я прочла очень трезвый взгляд на жизнь. Она, в отличие от меня, безусловно, отличала реальность от витания в облаках. Правда, как и я, она хотела выйти замуж. За него – красивого, взрослого, богатого. Нет, не по расчету. Она его любила. Хотя, конечно, не настолько, чтобы броситься ради него под поезд. И не настолько, чтобы считать, что за его болотные глаза можно отдать все на свете. Но достаточно сильно для того, чтобы вручить ему себя – рыжеволосую красавицу, которая будет хорошей женой и хорошей матерью для его детей. Все это было написано на ее лице, в ее зеленых глазах, которые она отводила в сторону, будто ей ужасно неловко...
Они оба ушли. Я не видела их восемь лет.
Восемь лет назад я стала другим человеком.
Я не пошла бросаться под поезд. Мне даже в голову не пришла такая глупость. Я не ревела днями напролет в подушку. Я не проронила ни слезинки. Не было причины. Плачут о том, о чем жалеют. Я о нем не жалела. Не горевала из-за того, что меня бросили. Не пыталась изменить себя и трезво посмотреть на жизнь. Не захотела отличать реальность от витания в облаках. Я вообще не чувствовала себя несчастной. Но мне было плохо. Очень плохо. Потому что самое разрушающее чувство, которое может испытывать человек – это не любовь и не ненависть. Это разочарование.
Оно едкое и, когда вползает в тебя, начинает разъедать изнутри. После его слов я вдруг увидела, что меня, оказывается, засасывало болото. Еще бы чуть-чуть и я потонула бы в этом болоте. Но болото меня выплюнуло. У него были на это причины. Мы с этим болотом были несовместимы. Однако я все равно чувствовала себя мерзко – на мне остались грязные болотные пятна, вязкие, липкие...
Антон... Я разочаровалась в нем. Но больше всего – в самой себе. Я потратила частицу своей судьбы, отрезок своего пути на... болото. А частицу своей судьбы мне было жаль до зубовного скрежета. Впрочем, терять и жалеть приходилось впоследствии не раз.
И вот, спустя восемь лет, снова он. Я не выбирала его, чтобы отомстить. Я его вообще не выбирала. Мне нужен был подопытный кролик. И так случилось, помимо моей воли, что он подходил идеально. Мне даже жаль его, но... Судьба.