– Я тебе тогда говорил, что с наследством надо поторопиться, – сказал дед Василий, приобняв гостью за талию. – Проходи в гостиную. Полгода после смерти Агафьи пройдет скоро, а потом суды всякие. Оно тебе надо? Бери свидетельство о смерти, свое свидетельство о рождении и, наверное, свидетельство о рождении матери и езжай к любому нотариусу. Пускай он открывает наследственное дело.

Молодая хранительница богини Марухи не отдернула руки старого ловеласа, а постаралась использовать прикосновение как возможность узнать его мысли.

– У вас такой богатый дом, – восхищенно произнесла Полина, сама касаясь руки Василия Кондратьевича.

– Были в девяностые годы хорошие времена. Я тогда собрал у всех ваучеры и леспромхоз выкупил. Лес тогда через Архангельск в Европу вывозили. Думал, тут вообще замок воздвигнуть, не пришлось. Сын захотел в Кирове жить, магазины стал там открывать. Я, ясное дело, помогал, а потом пришли всякие холдинги, группы, сетевые магазины. Весь мелкий и средний бизнес развалился и у меня, и у сына дела пошли никак.

Молодая женщина поглаживала старческую руку все глубже, проникая в сознание хозяина дома. Вот он мальчишкой плывет по реке, затем валит лес бензопилой, разъезжает по вырубкам и лесопилкам на «Ленд крузере», но все это было такое общее и размытое. На первом же месте всплывало желание старичка завалить молодуху на пол и задрать ей платье.

– Сопротивляться им не пробовали? – спросила Колбина, отодвигаясь от деда Василия.

– Пытались, только хуже сделали. Надо было сразу закрываться, остались бы с прибылью, но это сейчас понимаешь, а тогда дело было жалко бросать.

Хранительница взглянула в глаза главы администрации и ей стало ясно, что главная потеря дедушки – это власть над людьми. Он и сейчас пытается ее удерживать, только люди под ним – немощные пенсионеры.

– Я пойду.

– Может, останешься, скоро обед? Моя Глашка сейчас стол организует.

– Нет, в другой раз.

– Заходи в любое время. В баньке попариться приходи, знаешь, какая у меня баня, во всей округе такой нет. Раньше из Кирова важные люди приезжали.

– Хорошо, зайду.

Полина съездила в областной центр, повидалась с матерью, подала документы на наследство, но дед Василий не шел у нее из головы. Сложный он был и противоречивый человек, разгадать бы его, разложить по полочкам, тогда люди попроще будут как орешки щелкаться.

– Можно, в вашей бане знаменитой помыться? – спросила Колбина, навестив Василия Кондратьевича через неделю.

– Проходи в дом, я сейчас прикажу ее истопить. Эй, Глашка, баню топи и чаю с блинами и медом на стол!

– А кто такая Глафира? – спросила Полина, почувствовав чужую руку на своей попе.

– Так, никто.

В этот момент хранительнице удалось проникнуть в мысли деда Василия. Глашкой оказалась его вторая жена, которая была младше его на двадцать лет. Двадцать пять лет она хотела, чтобы он на ней женился и вот два года назад он соизволил, написав перед этим завещание на сына. Глашка же была существом, которое должно было его обслуживать на старости лет. Когда Глафира была двадцатипятилетней, недавно разведенной молодухой, Василий Кондратьевич, на тот момент сорокапятилетний хозяин леспромхоза, обратил на нее внимание.

– Зайди ко мне в управление, работа для тебя есть, – сказал он и ухмыльнулся.

Василий молча подошел к ней и грубо рванул блузку так, что пуговки поотлетали. Его руки сорвали с Глаши одежду, порвали трусы, а потом повалили на стол. Она не сопротивлялась, ей даже понравился напор желавшего ее мужчины. Сам же хозяин кабинета не обнажался, а лишь спустил брюки. Женские ноги оказались у него на плечах, набухший член, раздвинув половые губы, вошел во влагалище, он схватил Глафиру за груди и до боли сжали соски. Фаллос Василия ходил в лоне быстрыми сильными толчками, пока не излился.