Под влиянием письма Андрея Юлия Дмитриевна стала считать, что ответ должен прийти во сне. Но Настя снилась только в кошмаре – как уходит она, не оборачиваясь, по длинному темному коридору, а у Юлии Дмитриевны нет сил, чтобы догнать ее и голоса нет, чтобы окликнуть. А Вася почему-то не снился.
И вот первая ночевка на кладбище. Юлия Дмитриевна пришла за час до закрытия ворот, а когда время подошло, пробралась между могил и крестов словно через подлесок и села на лавочку на незнакомой могиле, в высокой черной ограде с пиками. Она давно присмотрела это место, с дорожек ее, тут сидящую, видно не было. Решила так переждать обход сторожей, если он будет, конечно, а затем вернуться к Васе. Она и со своего укромного места увидела бы всех, идущих по дорожке мимо его могилы.
К удивлению Юлии Дмитриевны, после официального закрытия кладбища на ночь не появились ни сторожа с обходом, ни мерзавцы, ворующие цветы, венки и игрушки, ни пьяницы, желающие распить на могилах, ни любовники, ищущие уединения среди могил.
Люди не явились вообще.
Зато активизировались птицы. Казалось бы, они должны спать в сумерках. Но птицы – скворцы, дрозды, вороны, синицы – продолжали издавать звуки и порскать в цветах. Днем они то ли сидели выше, то ли притаившись, а теперь им никто не мешал, и их присутствие стало очевидным.
Юлия Дмитриевна сидела неподвижно и птицы не боялись ее, слетали на нижние ветки тополя рядом с могилой, на которой расположилась женщина, на оградку… Они смотрели Юлии Дмитриевне в лицо своими смоляными капельками глаз и словно бы хотели что-то сказать…
– Что, что, мои хорошие? – даже спрашивала Юлия Дмитриевна, хотя и не ждала ответа. – Где моя Настенька?
– Карр! – ожидаемо и одновременно внезапно ответила ворона и перелетела с ветки на ограду другой могилы. Птица посмотрела на Юлию Дмитриевну и даже сделала некое движение крылом и головой, что можно было при желании и фантазии истолковать как приглашение следовать за собой. Желание и фантазия у Юлии Дмитриевны нашлись. Она поднялась с лавочки и выйдя за ограду той могилы, на которой сидела, приблизилась к другой.
Ворона издала одобрительный скрип и перелетела на оградку с противоположной стороны дорожки. Юлия Дмитриевна последовала за ней, думая, что и в самом деле ей пора покинуть убежище и возвратиться к Васечке.
Пролезть через кучно стоящие ограды к вороне она не могла, но увидела, что ворона клюет на могильном памятнике что-то яркое вроде яблока или помидора. Расклевала, разломала плод – каркнула – и будто ветром унесло ее.
Юлия Дмитриевна узрела в этом какой-то знак и стала вглядываться в расклеванное, неприятно красное, даже особенно ярко красное в сгущающихся сумерках.
Появилась стайка дроздов-рябинников. Они, видимо, сами не смогли бы расклевать то, что с легкостью распотрошила ворона, но теперь увлеченно занялись едой.
Юлия Дмитриевна залюбовалась: темнело, и птички выглядели как изящные силуэты, вырезанные из черной бумаги. Они кукольно наклоняли головки, мелькали тонкие клювики, выщипывая красные брызги, и лапки потешно переступали по надгробию из светлого камня. «Как чертики», – почему-то подумала Юлия Дмитриевна и тотчас увидела: это и в самом деле мелкие силуэты чертей, рвущих и разбрасывающих алое мясо.