Сердце замирает, как только снова вижу перед собой его сердитое и разочарованное лицо. Тру лицо руками, прогоняя воспоминание.

Мама открывает дверь дома, покрытого красивой деревянной обшивкой, окрашенной в елово-зеленый цвет. Мероэ поднимается в свою комнату, заверяя, что скоро спустится, а мама предлагает приготовить чай. Одним изящным движением руки зажигаю камин в гостиной и начинаю ходить по кругу.

Мне неспокойно. До сих пор чувствую, что мое сердце разбито. Мне не следовало думать о папе. И все же стою перед семейными фотографиями и смотрю на его невозмутимое выражение лица, которое так нравилось маме. Он не любил много говорить, но ему нравилось приводить нас в гараж, как только у него была возможность. Там он мог себя выразить. Помятые кузовы, которые восстанавливал, маленькие задания, которые поручал нам и за выполнением которых с гордостью наблюдал.

Элла очень страдала, когда он умер. Она была очень близка с ним, намного ближе, чем мы. В какой-то степени я этому завидовала. Я тоже хотела его внимания, но на меня уже было направлено внимание общины.

Элла в слезах на похоронах, такая маленькая и разбитая.

Боль сдавливает грудь. Вздрагиваю, массируя плечо. Слезы наворачиваются на глаза.

– Цирцея? Уверена, что все в порядке? – спрашивает мама, возвращаясь с подносом, горячим чайником и тремя чашками.

Прочищаю горло и обнадеживающе улыбаюсь ей.

– Да, вождение немного утомило.

Она подходит ко мне и берет в руки рамку.

– Ты думала об отце?

Не люблю вспоминать о нем рядом с мамой, хотя она всегда старалась об этом со мной поговорить. Но что она может сказать? Говорить о том, что произошло, – все равно, что ковырять ножом в ране. Это ничего не изменит. Ни его смерть, ни мою вину.

– Поищу Мероэ, – объявляю я, сбегая.

– Цирцея, – серьезным тоном зовет мама.

Дрожа, замираю на нижней ступеньке.

– Рождение Медеи – большое событие в нашей жизни. Хочу убедиться, что все, через что мы прошли, не преследует тебя, и ты смирилась с прошлым. Тебе предстоит начать важный этап жизни, и я…

– Перестань, мам, – говорю я, испытывая тошноту.

Я на грани того, чтобы разрыдаться. Без всяких объяснений и по худшей из возможных причин. Но я все проглатываю. Да, мне предстоит начать важный этап. После церемонии соединения меня ждет новая жизнь. Медея станет единственной целью и займет все мысли. В конце концов, я забуду обо всех событиях, что висят камнем на сердце, и с которыми до сих пор не могу справиться.

– Все в порядке, уверяю тебя, – добавляю я, глядя ей прямо в глаза.

В конце концов она неуверенно улыбается. Ей никогда не удавалось навязать мне что-либо. Я чувствовала себя независимой с семи лет, с тех пор как во время посвящения Цирцея Великая сказала, что, когда уйдет на пенсию, именно я стану главной ведьмой Поляны.

Поднимаюсь по лестнице, слышу, как Мероэ хихикает по телефону – вероятно, с Пасифаей – и захожу в свою комнату, чтобы взять себя в руки. Интерьеры комнат ведьм всегда похожи: множество пледов и подушек, деревянная мебель, декоративные комнатные растения и кошки. Что касается последнего пункта, Мероэ безумно любит Бастет, кошечку породы рэгдолл, которая время от времени разваливается в моем кресле. И действительно, она тут как тут, удивленная моим появлением. Тем не менее, она не прекращает урчать, что приносит долгожданное успокоение. Ложусь на кровать и медленно дышу.

Боже, как я напряжена! Вдобавок ко всему прочему, начинает болеть живот. Хочется закрыть глаза и думать о лесе, окружающем Поляну, о его запахах и пении птиц. Может быть, у меня паническая атака? Нужно сосредоточиться на счастливых моментах. Время, проведенное с сестрами, девочки, взволнованные первым заклинанием, золотая маска Гермеса… «Не оставайся в Эребе, судьба заманивает тебя в ловушку».