Светлана, давно пребывая в лобби отеля, источала прекрасные импульсы темпераментной молодости и одновременно пребывала в гневливом образе скучающей личности. Она погрузила смуглое тело в белый до боли в глазах сарафан пуританской длины, открывающий малую часть крепких ног с вишневыми кончиками пальцев. Аспидную массу волос она рассыпала по узким плечам, губы тревожно поблескивали сдерживаемой яростью, заражаясь таковой от глубоких, почти пылающих миндалевидных глаз.

Испанец почувствовал электричество, что сгущалось подле его новых друзей. Хорхе рассыпался в комплиментах на двух языках, но вел себя при этом предельно учтиво, представившись изначально и придерживая свое хмельное туловище чуть поодаль.

Вернувшийся Арсений попробовал объясниться, но тут уже его язык принялся заплетаться и городить нечто несвязное, отчего он покраснел и замолк на полуслове.

– Мы опаздываем, – помог Хорхе, повернув обратно на улицу и приглашая всех короткими взмахами на фоне уже удаляющейся полосатой спины. – Закат не имеет привычки ждать кого-то, guys! И не выносит чужих сцен, как и я. Подеретесь ночью…

Несусвета впрыгнула в кожаное лоно салона и, устраиваясь поудобнее, мелодично заскрипела теплой обивкой вопреки сухому инфантильному скрипу чресл Хорхе на той же плоскости, что переглянуло меня с самим собой, соприкасаясь в мысли, что скрип кожи рознь скрипу кожи в зависимости от телесной составляющей и полового наполнения скрипящего.

– Женя, – представился Женя, пока испанец заговорил с кем-то по телефону.

Машина рванулась вперед, мы промотали пятнадцать минут за семь и оказались возле еще одного белого дома в несколько этажей. Он хлопнул дверью нам почти сразу, и в салоне оказалась еще одна ладная фигура со свежевыкрашенной в слепяще-белое головой, с большими детскими черными глазами и в белом коротком платье, прячущем талию и незначительную часть груди и ног.

– Admirable (Изумительная), – пылко выдохнул с переднего сиденья Хорхе, повернувшись к нам вполоборота и подмигивая мне, запертому в прекрасном плену между роскошными женщинами. – Tú erespreciosa! No te has olvidado de gafas de sol? (Ты великолепна! Ты не забыла солнцезащитные очки?)

Девушка, неулыбчивая по первому впечатлению, с чуть выдающимся подбородком и аккуратным носом, укоризненно смерила испанца взглядом, недоверчиво хмыкнула и представилась:

– Ракель.

Голос был очаровательно мятным, в нем чувствовалась возможность звенящей нежности и способность воспламениться до клокочущей ярости.

– Евгенио, – миролюбиво подмигнул всем в зеркало заднего вида добродушный Женя.

– Светлана, Арсений, – представились Светлана и я.

– Поспешим! – всполошился Хорхе, перебрасывая в мою сторону ополовиненную бутылку ирландского чая и серебристый портсигар. – Солнце начало клониться к низу, – указал он пальцем на действительно и незаметно устремившееся за кроны пальм солнце. – Esto mis amigos rusos, hablan inglés, no te ofendas, encanto, estamos contigo todo es que ya hemos hablado (Это мои русские друзья, я говорю по-английски, не обижайся, прелесть, мы с тобой все это уже обсуждали). – Хорхе был чувствительно пьян.

Скрип штофной пробки и шум портсигара наполнили несколько бокалов, курсирующих по салону автомобиля, все вдумчиво пригубили, переглядываясь и улыбаясь, точно знали больше других и друг друга. Даже Женя сделал короткий глоток, после чего принялся на смеси русского, английского, испанского и болгарского рассказывать про вечерние мероприятия шального острова.

Уши навострились, глаза распахнулись.

– Ничего не успеваю! Замедлится ли когда-нибудь время? – почти плаксиво выдал разом прояснившийся Хорхе, воспользовавшись паузой болгарина. – Так же, как оно когда-то ускорилось… Вдруг замрет, и образуется куча мгновений, чтобы пролистать старые фотографии или всласть почитать что-нибудь – долго и непрерывно… – Он удрученно сверился с часами, другой рукой зачесывая назад волосы, растрепавшиеся от ветра из окон.