Показав обиженные спины, двинулись по направлению к дому.

– Эй, вы куда? Кто вас отпускал, лентяи? – гаркнул Михаил Иванович.

– Как куда? Проверять на месте ли сарай, ведь этот раздолбай не может зайти по-человечески! – не оборачиваясь, ответил Вячеслав.

– Дисциплинка страдает! – вздохнул Иваныч и мотнул головой. – Пойдем, что ли? Чая навернешь, да и расскажешь что к чему.

– Михал Иваныч, некогда же, с тетей…

– Пойдем, расскажешь. Время есть – перевертней рядом не ощущаю! – Иваныч зашагал следом за ребятами.

В знакомой комнате чисто вымыто, постели заправлены и на выскобленном столе отсутствует радость для тараканов, блестят кристальными боками граненые стаканы. Всё очень здорово поменялось с моего первого прихода – кругом чистота и порядок. Может, потому что Иваныч дома?

Федор зашел с двумя тарелками, на одной пироги устроили кучу-малу, на другой развалились конфеты в желтеньких обертках. Следом, с дымящимся чайником в руках, зашел Вячеслав. Федор пододвинул коробку с чайными пакетиками.

– Садись, рассказывай! Время ещё есть! – скомандовал Иваныч и показал пример, разместившись на внушительной табуретке.

– Руки!!! – выпалил Федор, когда Иваныч потянулся к пирогу. – Михаил Иванович, руки бы надо помыть, все же в земле ковырялись. Вдруг глисты заведутся.

Вячеслав хохотнул, выставив ослепительно белые зубы, но осекся, наткнувшись на строгий взгляд Иваныча. В свое оправдание оба парня подняли руки до уровня плеч, продемонстрировали чистоту оттертой кожи. Получилось так синхронно, словно парни долго готовились к этой шутке, и наконец-то представился шанс выступить.

– Научил на свою голову! – хмуро проворчал Иваныч, подмигнул мне. – Ладно! Пойдем, Александр, хоть рожу умоешь, а то как погорелец выглядишь.

– Так я…

– Все расскажешь за чаем, – поднятая ладонь остановила мой порыв.

На деревянной стене висел похожий на коровье вымя пузатый умывальник. Холодная вода плеснула из-под соска ледяной струей. Миллионы иголочек впились в лицо, онемевшие губы защипало, грязь смывалась темными ручейками. Неужели я такой чумазый? Хотя чего удивляться – после тушения пожара и многокилометровой пробежки я вряд ли могу претендовать на модель. На белоснежном вафельном полотенце остались серые разводы. Когда я виновато взглянул на Иваныча, тот понимающе покачал головой.

– Оставь, Маринка отстирает, – пробурчал он и занял место у умывальника.

Я глянул в зеркальце для бритья, вроде ничего, слегка заросшее щетиной розоватое лицо – все как обычно. Лишь за ухом осталась дорожка запекшейся крови. Привет с полянки. Куда же подевалась Юля и остальные ребята? Что за существо ударило меня? А главное – кто меня вытащил из горящей церкви?

– Чай почти остыл! Вы что там, целиком мылись? – сквозь уминаемый пирог пробурчал Вячеслав.

– Ох, и разбаловал я вас, опять утренних кроссов с полной выкладкой захотелось? – процедил Иваныч, но по улыбающимся глазам понятно, что подобная шутливая пикировка присутствовала при каждом столовании.

– Всё-всё-всё! Когда я ем – я глух и нем! – сразу поднял руки Вячеслав.

– А когда я кушаю – я говорю и слушаю! – тут же откликнулся Федор.

– Ладно, тихо, шутники! – прикрикнул Иваныч, и кивнул мне. – Как перевертни прорвались через защитные круги?

Я отхлебнул ядреный чай, и по языку разлилась приятная терпкость. Начал свой рассказ с вечерней пробежки и закончил «Медвежьим», когда допивал второй стакан. Про сон не стал упоминать, ведь во снах я мог увидеть и борьбу с берендеями.

– Ой, дурра-а-ак, – протянул Федор.– Обычной засады не смог распознать, а ещё хвастается, что прыгает как блоха.