– Ну, не знаю…

– Но и это еще не все. Обычно баба Глаша никуда не выезжала из своей деревни, больше похожей на старообрядческий скит. Даже в райцентр. Представляешь, как удивился твой дед Данила, увидев ее зимой 1941 года… под Москвой!

– Что она там делала? Только не говори, что баба Глаша была в ополчении!

– А я и не говорю. Бери выше. Она общалась с самим Жуковым!

– С маршалом?!

– Тогда еще генералом.

– Батя, эту байку дед рассказывал тебе подшофе?

– На полном серьезе. В сорок первом его призвали на службу, и дед Данила некоторое время служил при штабе 16-й армии писарем, так как у него был очень красивый каллиграфический почерк. Вот там он и встретил бабу Глашу. Нужно сказать, она его сразу заметила и, конечно же, узнала, но виду не подала. Еще бы – с ней о чем-то беседовал сам Жуков! А рядом шел Рокоссовский. Потом Жуков усадил ее в машину и они уехали. А спустя сутки деда ранило. Немцы разбомбили помещение штаба, и он попал в госпиталь. Так что свидеться им не удалось. Впрочем, не исключено, что у бабы Глаши и не было такого желания.

– Чем дальше в лес, тем толще дрова… Почему я об этом ничего не знаю?!

– Я уже тебе рассказывал. Дед Данила был категорически против твоего знакомства с бабой Глашей. Категорически! А я не мог его ослушаться. Ты же знаешь, каким был наш дед. Как порох. Он бы меня прибил, невзирая на мой возраст и заслуги. Уж очень он тебя оберегал, любил и баловал. И потом, я думал, что баба Глаша давно умерла. Ведь от нее уже лет двадцать не было ни единой весточки.

– Значит, ты не едешь…

– Нет! Категорически – нет! Я как вспомню… В тех краях такие дикие места, что не удивлюсь, если там лешие, водяные, русалки и прочая нечисть водится. Плюс баба Глаша со своими колдовскими замашками. Бр-р!

– Но ты ведь проводил там раскопки!

– Потому что был молодым и глупым. Сейчас меня не заманишь туда и сдобной коврижкой. Натерпелся я тогда страху… правда, никогда и никому в этом не признавался. Даже сам себе… – Отец помолчал, а затем остро посмотрел на Глеба и сказал: – Вижу, ты вознамерился заменить меня… Не спорь, меня не проведешь! Так вот, я запрещаю тебе ехать к бабе Глаше. Слышишь – запрещаю!

– Батя, и в мыслях не было…

– Врешь и сам себе веришь. Дай слово, что ты не ослушаешься меня.

– Батя…

– Я не ясно изъясняюсь?! Дай слово!

– Куда уж ясней… – недовольно буркнул Глеб. – Какой ты черствый, отец! Нельзя отказывать старым женщинам, тем более в их последнем желании. Ладно, ладно, все, не кипятись! Заметано. Даю слово, что без твоего разрешения я туда не поеду.

И подумал сердито: «Мое слово – моя собственность; могу дать его, а могу и взять обратно».

– Все. Тему закрываем, – решительно сказал отец. – Надеюсь, ты не балаболка и слово сдержишь. Ладно, братец кролик, потопал я в душ. Хочу смыть с тела пыль чужого отечества. Лондон, конечно, хорош, но наш городишко во сто крат краше…

Отец ушел. Недовольный Глеб тяпнул еще одну рюмку и закурил. Мыслями он был на станции Висейки. Теперь Тихомиров-младший точно знал, что баба Глаша надолго поселится в его голове. Ну, батя, ну, изверг! На корню пресек классную идею. Хорошо бы поковыряться в том старом храме, о котором говорил отец… Глеб почему-то был совершенно уверен, что уж он-то точно найдет там какой-нибудь сногсшибательный артефакт.

Увы и ах… Дал слово – держи.

Тихомиров-младший потянул к себе фотографию бабы Глаши. Она по-прежнему смотрела прямо в душу – остро и требовательно, будто командир, ожидающий беспрекословного подчинения его приказам.

Глава 4

– Куда девался этот чертенок?! – бушевал дядюшка Мало, размахивая укороченным кутлассом, переделанным в нож для разделки туш. – Поймаю – уши обрежу!