– Женского рода, – пытался шутить, обозначив это хихиканьем, Дитер. – Мануфактура, так говорили прежде. Я очень лэблю это слово.

– То-то и есть, что женского, – буркнул Сергей, сколько возможно укрывая желчь.

– Я очень много езжу. – Взгляд Дитера постоянно ходил от Сергея к Инне. Улыбка шла постоянная, иностранная – неживая. – Это нужно. И я лэблю Россию – кров голосует. Здесь много дэль.

А фортепьяно забирало. Какие звуки извлекали его опрятные клавиши: до-соль-фа-диез-соль ми-бемоль-до-ля – боже, что за чудная мелодия. Вот пошел ядреный пассаж, и как славно подпекали басы – исключительно в душу. Глаза Инны убраны поволокой, она – негде. Можно представить, сколь высокое эхо звучит в ее душе – значительные мгновения!.. Чу, однако, взгляд ее прикоснулся к земному – никак бедолагу собачку тронул. Точно! Подле той дистрофичной шавки некая старушенция суетилась – соболезновала. Впрочем, на пристальный глаз вовсе и не старуха. Здесь обнаруживалось нечто среднее между вокзальной синявкой и претенциозной дамой пятидесятых… Особа, безусловно, пьяна. И широка душой. Что демонстрирует, суя животному какой-то продукт. Собачка же воротит нос, при этом искоса с сильным недоверием разглядывает особь. Мадам презент уже и впихивает (широта души обязывает), на что собачка абсолютно аристократично делает разворот и вальяжно удаляется.

Инна ознакомила сопричастных с обстоятельством:

– Взгляните, до чего забавная тетка… – Улыбка умиротворения висела на лице. – Полюбуйтесь, да она пьяна.

– Славный, должно быть, человек, – заметил Сергей.

– Я убедился, – поделился Дитер, – даже бедный русский – щедр.

– Очень тонкое наблюдение для бизнеса, – пробубнил Сергей…

Значит, возвращаемся в уют. Пока мы окунались в душу Инны и затем историю с синявкой, здесь многое произошло: вот уж Сергей доверительно подался телом к негоцианту, тот откинулся на сиденье – нога закинута на другую, ладонь покоилась на столе – от сигары вилял дым, другая ладонь лежала на колене и локоть периодически и забавно вздергивался вверх. Забытая и смиренная Инна тянула кофе.

– Вэдите ли, – продолжил Дитер рассказ, прерванный приглашением Инны, – вещь нельзя украсть, купить, отнят. Она должна быть дана добровольно. Поэтому вы нущны.

– Я – нужен, – вторил Сергей – судя по тону и выражению лица, здесь присутствовала философия. Несомненно, ибо последовал решительный вопрос: – И почем нужда?

– Я не обижусь, – предельно философски ответил Дитер.

В обширном гаражном массиве зиял распахнутый бокс. В чреве мерцали аккуратные жигули шестой модели, перед гаражом уютно сидел на стульчике и терзал некий механизм Вадим. «Обмани, но останься…» – напевал он. Во всем облике, в рачительных и свободных движениях рук были написаны умиротворение и соразмерность (а разве песня не о том же?) … Вот некая тень вмешалась в идиллию. Вадим поднял голову и разглядел мужчину в широкой улыбке. Это был Сергей.

– Я все понимаю, – изложил последний, – карбюратор, что может быть ответственней. При всем том просто не нахожу выхода, вынужден обратиться.

– Да ничего, ничего, – виновато поощрил Вадим. Показал на механизм: – Сосед попросил взглянуть – моя-то лайба на мази. Собственно, я уже закончил.

– Вадим – я верно нашел? Вас порекомендовали как классного специалиста. Понимаете, редуктор заднего моста накрылся. – Развел ладони, как бы слагая с себя ответственность. – Говорят, вы занимаетесь… в общем, и я не без рук, но нужен стенд – у вас, якобы, есть. (Сердечно улыбнулся.) Позвольте представиться – Сергей…

Закрыли глаза. Открыли и взглянули на настенный календарь – чу, потощал маненько. При этом те же, там же… Стояли. Вадим указал на обернутую тряпкой конструкцию: