Обреченно вздохнул Семен, почесал в затылке и сказал:

– Да… Дела…

На негнущихся ногах Алексей Петрович подошел к столу и взял с него белый лист бумаги. Очень аккуратным, школьным почерком на нем был написан приговор:

Алексей!

Я не знаю, что я тебе сделала. Но то, что сделал ты, сомнения не вызывает. Два дня я ждала тебя, не зная, что и подумать. Я обзвонила все больницы и подняла на ноги всю милицию, но я не нашла тебя. Два дня я ждала и надеялась. Но когда ты не пришел на собственную свадьбу, а вместо этого мне принесли газету, и я узнала, что ты просто взял и уехал… Уехал отдыхать, не сказав ни слова… Да, Алексей, ты ясно мне дал понять, что я для тебя не существую. Я очень жалею, что поверила тебе, но, видимо, такова судьба. Прости, что я без тебя купила новую мебель, а старую отдала своей сестре и брату. Я не знала, что ты так поступишь со мной. Господи, ты даже увез мое свадебное платье! Зачем, Алексей? Зачем?.. Все кончено. Я уезжаю. Ты хотел этого, и я уезжаю. Пусть я буду снова одна, но я буду уверена, что меня никто не обманет. Прощай. Лиза.

Алексей Петрович, как под гипнозом, прочитал все это монотонным голосом и безучастно остался стоять на месте.

Семен с опаской взглянул на него и невинно спросил:

– Куда ты поехал отдыхать?.. Какая газета?.. Ничего непонятно…

Алексей Петрович не отвечал. Его неподвижность вызывала тревогу.

Семен отодвинулся от него и вдруг увидел газету. Он поднял ее со стула, развернул и обрадованно показал Алексею Петровичу.

– Вот в чем дело… Посмотри…

С фотографии в окружении веселых девушек на Алексея Петровича смотрел Алексей Петрович и радостно показывал большого угрюмого рака. Надпись сверху гласила: «Так отдыхают туристы».

Из Алексея Петровича, медленно нарастая, стал подниматься стон. Вот снова мелькнула перед глазами пустая комната с болтающимися занавесками… Вот он, пробкой застрявший в машине… Вот, воровато оглядываясь, стоит на стреме… Вот трясущимися руками открывает чужой чемодан… Вот гид смеется над ним до упаду… Вот женщина с кухонным ножом… Вот он сам со скалкой…

– Больно!.. Больно мне, Семен!..

Он обхватил его руками и, дрожа от еле сдерживаемых рыданий, умолял:

– Семен! Пока не поздно! Пока еще это можно исправить! Отвези меня обратно! Отвези меня, Семен! Мы должны догнать ее! Найти! Вернуть! Семен! Отвези меня!

– Ладно, ладно, – успокаивал его Семен. – Поедем…

Они спускались по лестнице, и Алексей Петрович, кусая губы, говорил:

– Я ей всё объясню, расскажу, она поймет… Она всё поймет…

Вдруг он остановился и с ужасом сказал:

– Семен, а если она все узнает, она меня не простит! Как я мог подумать о ней такое?! Как?! Господи, она же не простит!

– Простит, Леша, простит, – успокаивал его Семен. – Ведь ты ничего не думал. Ничего. Это я думал. Я. А ты ничего не думал.

– Да! Да! Я ничего не думал. Я ничего не думал. Ох, если бы я ничего не думал!

Он опустился еще немного по лестнице и снова остановился.

– Семен! А ее родственники?.. А ее сестра?.. А этот?.. Ее брат! Как с ними мне разговаривать?! Как?!.

Опять перед ними была дорога. Опять мелькали столбы и деревья. Все было опять.

Семен трясся за рулем, осунувшийся и небритый. Своим видом он напоминал каторжника с пожизненным сроком. Алексей Петрович выглядел не лучше, но, превозмогая усталость, смотрел вперед с волнением и тревогой.

– Почему мы сразу думаем о людях плохо? Почему не верим? А если верим, то в плохое? А?.. А ведь людям доверять надо.

Потом он помолчал и снова сказал:

– Надо доверять.

Семен повернул к нему голову и поддержал:

– Правильно.

Они проехали еще немного с просветленными лицами, и вдруг Алексей Петрович, спохватившись, хлопнул себя по лбу.