– Мужчина и женщина, – угрюмо говорил он, – дополняют друг друга во всех отношениях. Их гармоническое содружество имеет глубочайшие корни в самых истоках природных закономерностей. Тезис, антитезис, синтез – так определяет философская наука их взаимоотношения, и мы не можем не считаться с этим обстоятельством. Тезис и антитезис противоречивы, это всем известно, но в синтезе, – он кинул взгляд на щедрые россыпи крупного горошка, – в синтезе, на этой высшей ступени развития, все противоречия успешно разрешаются.

Сарафан кокетливо вздохнул:

– Все вы мужчины одинаковы…

– Нет, вы ошибаетесь, это закон природы для всех одинаков, а мужчины все разные…

Автобус остановился у светофора.

– Вот посмотрите, – сказал гид, – посмотрите на меня.

Сарафан в крупный горошек посмотрел, чуть смущаясь от такого категорического желания.

– А теперь посмотрите вон на того человека в машине, – сказал гид и добавил с невыносимой скорбью. – Разве мы одинаковы?

В остановившейся рядом машине виднелся жертвенный профиль Алексея Петровича. Он смотрел вперед отрешенными, героическими глазами и нервно гладил портфель с торчащим подолом белого платья.

– Ох, – сказал сарафан. – А мы его сегодня уже видели! Утром, когда все на работу шли! У него еще шнурок развязался!

Гид посмотрел на нее тоскливо и безнадежно.

– Как бы у него пупок не развязался, – сказал он.

Машина с визгом ушла вперед.

– Что-то мне есть хочется, – робко сказал Алексей Петрович. – А тебе не хочется?

– Мне всегда хочется. Только мы не на пикник едем.

– Да, да, конечно, – спохватился Алексей Петрович и решительно уставился на дорогу. – Сначала надо найти Лизу.

– Она от нас не уйдет. Догоним. Главное, взять ее с поличным, прямо на дороге, с вещичками. Тепленькую, пока рыльце в пушку… Тогда мы с ней поговорим.

– Что значит, тепленькую?.. – ужаснулся Алексей Петрович. – Что значит, рыльце в пушку?.. Как ты можешь говорить такое про Лизу?

– Ну, знаешь, она тебя обчистила, твоя Лиза?! Обчистила! Смоталась? Смоталась! Так какого черта ты теперь пустое место блюдешь?! Или я теперь на нее молиться должен?

– Но она же здесь ни при чем! Она не виновата! Ее втянули, заставили или еще чего-нибудь, я не знаю, но она не виновата! Не виновата она!

– Совсем? – Семен саркастически усмехнулся.

– Совсем! – Алексей Петрович насупился, помолчал и сказал: – Ну, может быть, чуть-чуть…

– Совсем чуть-чуть?

– Ну если даже и виновата, не смей так о ней говорить! Не смей!

– Могу вообще не говорить, – сказал Семен, – пожалуйста… Но тогда я и делать ничего не буду. – Он остановил машину и обиженно отвернулся.

Некоторое время они оба молчали, но затем Алексей Петрович стал проявлять беспокойство. Сначала он просто поглядывал на Семена, потом не выдержал и убитым голосом позвал:

– Семен… А Семен…

Семен неторопливо повернулся.

– Семен, – сказал Алексей Петрович, – ты говори что хочешь, только поедем…

Машина рывком тронулась и снова понеслась по дороге.

Текли реки, росли деревья, пекло солнце, а Семен все гнал и гнал машину на предельно высокой скорости к новым горизонтам. Алексей Петрович уже снял пиджак и теперь сидел в расстегнутой белой рубашке и, подставляя голову ветру, рисовал что-то на мятом листе бумаги. Наконец он со вздохом облегчения откинулся на спинку сиденья и сказал:

– Готово. По-моему, похоже… Только нос не очень…

Семен оторвал от руля руку, взял рисунок, мельком посмотрел, скривился и сунул в карман.

– Что, плохо? – обиделся Алексей Петрович.

– Откуда я знаю, – сказал Семен. – Я же ее не видел. И вообще, хватит… Лиза, Лиза… Мне твоя Лиза поперек горла уже…