– Не. Начальник. – И под холодным взглядом мужчины в своем галстуке опустил глаза.

Сгибаясь под непомерной тяжестью чемодана и поминутно украдкой оглядываясь, шеф брел к выходу на непослушных ногах. За ним шли маленькая коварная женщина с печальными глазами и бритый мужчина. Дверь открылась и захлопнулась.

– Значит, это вы… – полувопросительно сказал мужчина в своем галстуке, держа проект двумя пальцами.

– Мы… – тихо согласился Алексеев.

Мужчина разжал пальцы, и проект провалился в недра подставленного портфеля.

– Это я возьму с собой, – сказал он.

Алексеев тоскливо кивнул.

– Ладно, хватит, – вмешался гардеробщик. – Пора и честь знать. Нам пилить надо.

– Ну мы пошли, – брезгливо сказал мужчина в своем галстуке и взял Элеонору под руку. Но Элеонора не двинулась с места.

– Идем, – сказал ей мужчина. – Это не для женских глаз.

Элеонора смотрела на Алексеева, и в глазах ее была и мольба, и нежность, и еще что-то, чего Алексеев никогда не встречал.

– Иди, – сказал он ей. – Я прошу тебя. Мы еще встретимся.

Элеонора вдруг улыбнулась, кивнула и, вырвав свою руку из руки мужчины в своем галстуке, быстро пошла к выходу.

Мужчина вздохнул и смерил Алексеева презрительным взглядом.

– Конечно, мы еще встретимся, – сказал он, – если вы опять не опоздаете… – и ушел вслед за Элеонорой.

– Да не сжимай ты пальцы, – сказал Алексееву швейцар, прилаживая ножовку. – Она, правда, туповата, но ничего, потерпишь. В крайнем случае пой.

У Алексеева на лбу выступил холодный пот.

– Что петь? – спросил он.

– Что хочешь, – душевно разрешил швейцар.

– Поосторожнее, – сказал швейцару гардеробщик. – Номерок не задень.

И Алексеев запел.


Это и есть музыкальный конец. Песню, которую он пел, знали многие, и поэтому швейцар с гардеробщиком ему подпевали. Если хотите, можете к ним присоединиться.


«ВЕЧЕРНИЙ ЛАБИРИНТ»,

1980 г., киностудия «Мосфильм»


Автор сценария – Георгий Николаев

Режиссер-постановщик – Борис Бушмелев

Оператор – Марк Дятлов

Композитор – Георгий Гаранян

В ролях: Владимир Басов, Виктор Ильичев, Татьяна Васильева, Александр Лазарев-старший, Валентина Талызина, Николай Парфенов

Голый[1]

В клетке прыгал щегол. Клетка висела на форточке.

– Что наша жизнь? – думал щегол. – Вот за окном я вижу мост, гранитный парапет канала, столбы фонарей, каменные дома, вижу людей, вижу машины, вижу собаку – и больше ничего. Вот шпингалет на окне, вот ключ в ящике стола, вот дверная ручка.

Щелкает замок, щелкает кнопка лифта, скользит трос.

Снова дверь, снова ручка, пыльные стекла – по ним кто-то давно провел пальцем, да так и осталось. Угол дома, край тротуара, железная решетка для стока воды. Спичечный коробок, трамвайный рельс, булыжник. Кожа сиденья, железная рама и снова дверь.

Что наша жизнь? Водосточная труба, колесо машины, горбушка хлеба. И снова двери, такие разные, такие непохожие, но все открываются и закрываются.

Последними захлопнулись двери электрички.


Величественный лес обступал поляну. В высоких кронах мелькало солнце, их густая сочная зелень заполняла небо и, заполнив, опускалась ниже, по стволам, переходя в глубокую с темным отливом листву кустарника.

Всюду, куда доставало солнце, природа играла радужными красками. Блестела паутина, порхали бабочки, и среди травы, папоротника вдруг прыгала лягушка, предвещая близость воды. Сонная послеполуденная тишина нарушалась редкими птичьими голосами и случайными порывами ветра, заблудившегося в деревьях.

Потом раздалось сухое потрескивание веток, а вслед за этим неторопливо приближающиеся шаги.

Кошкин шел медленно, стараясь держаться еле заметной тропинки, петляющей среди зарослей орешника. В одной руке у него была большая сухая палка, в другой – клетка с прыгающим щеглом.