У Семена же как-то странно задергалась щека. Он встал, вытряхнул табак из трубки и отошел к ведущей наверх лестнице.

– Семен, ты расстроился? – спросил Алеша, не заметив, что обратился к матросу на «ты».

– Нет-нет, просто грустно стало… – печально вздохнул тот и вдруг заплакал.

Алеша растерялся. Он впервые видел плачущего матроса.

– Да что ж за судьба! – хныкал Семен, растирая грязными руками слезы по щекам. – Кто-то спит с актером на сеновале, а я всю свою паскудную жизнь дрыхну в обнимку с ржавым якорем!

И – зарыдал навзрыд.

Алеша подошел к нему, похлопал по плечу.

– Ну не плачь, Семен, не плачь, – попытался успокоить разочаровавшегося в жизни матроса. – Все не очень плохо.

– Что именно не очень плохо? – всхлипнул Семен.

– Ну, я хотел сказать, что все будет хорошо, – поправился Алеша.

– Так я и думал, – уронил голову Семен и завыл, как пес.

Выл Семен около двадцати минут, а Алеша все это время его успокаивал, правда, безрезультатно.

Наконец, поток слез и рыданий иссяк.

– Хватит! – решительно отрубил Семен и перестал плакать.

Алеша утер выступивший на лбу пот и глубоко вздохнул:

– Ну, слава богу, взял себя в руки.

Семен покосился на Алешу и высморкался в кулак.

– Хватит, – повторил он, вытирая ладонь о стену. – Хватит сидеть и ждать. Надо действовать.

– Конечно, надо, – согласился Алеша. – Ты что-то придумал?

– Я решил утопиться в колодце, – твердым, не терпящим возражений тоном заявил матрос и грозно зыркнул на Алешу: – И попрошу мне не мешать!

Алеша как-то сразу сник.

– Не буду, – пообещал уныло и начал ущербно сутулиться.

– Тогда полезли из этого погреба, – бодро и празднично скомандовал Семен, вставая и подходя к лестнице.

– Постой, а разве мы здесь не заперты?! – удивился Алеша.

– Кем же это мы, интересно, можем быть здесь заперты?

– Жераром, например.

Семен рассмеялся:

– Вздор! Я сам забрался сюда четыре часа назад, от жары спрятаться. И никакого Жерара не видел. Полезли.

И они полезли наверх.

Матрос напевал себе под нос что-то задорное и вообще выглядел значительно веселее с того момента как решил свести счеты с жизнью. Он улыбался и то и дело приглаживал волосы рукой, как перед свадьбой. Алеша решил, что появление цели, а самое главное стопроцентная цверенность в достижении этой цели предали матросу сил и энергии.

Лестница была деревянной, местами подгнившей от сырости и постоянно шаталась. Они поднимались уже минут пять, дно погреба давно скрылось во мраке, а конца лестнице все не было. Алеше стало не по себе от этого затянувшегося подъема.

– Семен! – позвал Алеша. – Долго еще?

Последние пару минут матрос лез абсолютно молча, и Курбатов вдруг потерял его из виду.

– Семен! – завопил он.

Никакого ответа.

Алеша ощутил, что его сердце набирает обороты, а ладони покрываются ледяным рассолом. Он замер, посмотрел вверх, затем вниз, затем по сторонам. И вверх, и вниз лестница уходила в бесконечность царящего в погребе мрака, и не было видно, где она начинается и заканчивается. Стен тоже не было видно. Единственной реальностью оставалась сама лестница. Почувствовав, как от страха у него развязываются шнурки на ботинках, Алеша решил, что просто стоять и бояться глупо, и стал спускаться. Минут двадцать он честно спускался, пока наконец понял, что эта затея так же безнадежна, как и подъем.

Легкое головокружение, подкатывающая тошнота, и:

– Вот скотство! – сказал сам себе Алеша.

– Вот скотство! – крикнул он невидимым стенам.

– Вот скотство! – крикнул лестнице.

– Вот скотство-о-о!!! – заверещал Алеша, отталкиваясь что было сил от лестницы и падая в черную бездну бесконечного погреба…