Это обусловлено тем, что в воде, как бы там ни было, но имеются органические соединения, которые после взаимодействия с хлором провоцируют образование канцерогенных соединений, в частности трихлорметанов. А превышение дозы не только придает воде запах хлора, но и крайне вредно воздействует на печень и другие органы.
Естественно, что уследить за невежественными работниками хлораторных станций нет возможности по их журналам, так они ведут строжайший учет и контроль доз хлора. А при наших проверках постоянно получается, что у них идет гиперхлорация. Они в свою очередь ссылаются на сильнейшее загрязнение воды органикой, и что они вынуждены увеличивать дозы. Практически постоянно в питьевой воде имеется привкус и запах хлора огранолептически. При этом бактерии, вирусы не уничтожаются, потому что не выдерживается необходимое время контакта хлора с водой.
Практически постоянно происходил двойной ущерб организму людей. Бактериально – вирусное заражение и удар хлором.
Я почему так подробно останавливаюсь на этом вопросе? Да потому, что львиная масса проблем в моей предстоящей работе была связана с инфекционной заболеваемостью личного состава дивизии. А семьдесят пять процентов заболеваемости нам давала крайне некачественная вода. Миллионы гривен тратились на лечение солдат, вместо того, чтобы изыскать возможность радикально решить проблему с водообеспечением.
Да, в домашних условиях члены семей военнослужащих воду кипятили, отстаивали, ставили все возможные дополнительные фильтры и очистители. Покупали привозную бутилированную воду, и т. д. и т. п. Да, личному составу постоянно готовили, так называемый отвар листьев грецкого ореха. Все военнослужащие дивизии во все годы ее существования круглосуточно носили при себе фляги с этим не очень приятным на вкус напитком. Тем не менее, при малейшей возможности, бесконтрольный боец, забывая, или иногда специально, при отсутствии отвара, употреблял сырую водопроводную воду.
Шеврон и нагрудный знак
см. ФОТО: нагрудный знак и шеврон.
– Озерянин! – раздался, как всегда, громоподобный голос комдива.
– Я, товарищ полковник!
– Зайди ко мне в кабинет, -полковник Бабич выглядывает во двор штаба из окна кабинета начальника штаба дивизии.
– Есть, товарищ полковник!
Я как раз пересекал внутренний дворик. Захожу в кабинет.
– Насколько я помню, ты у нас кроме всего прочего еще и, вроде как, художник? – глядя в упор, задает вопрос командир.
– Могу немножко, но нигде и никогда этому не учился.
– Сейчас пошла вроде как мода-веяние на то, чтобы каждая дивизия имела свой индивидуальный шеврон и нагрудный знак. Ты бы смог набросать эскизы?
– Как срочно?
– Да вроде, как вчера надо было.
– Понял, попробую и вам занесу на показ.
– Давай, через пару часов сможешь?
– Постараюсь.
Быстро решаю текущие вопросы по службе и сажусь за стол в своем кабинете. Такую задачу мне выполнять еще не приходилось никогда. Совершенно не предполагая, как она будет воплощена в реальность. Не имея никаких понятий в геральдике, полагаясь только на свои скудные соображения, приступаю к делу. Чего греха таить, всегда нравились мне орлы на немецких нашивках и знаках. А так, как дивизия имеет отношение к небу, то первым делом подумал, что должен быть отображен на шевроне парашют и орел.
Беру стандартный лист бумаги. Циркуля под рукой не оказалось, зато в тумбочке стола была кофейная чашка. Провожу простым карандашом под линейку вертикальную линию, переворачиваю чашку и, соблюдая симметрию, провожу овал купола парашюта. Затем рисую щит, а под куполом взлетающего орла, имея ввиду, что дивизия тогда только набиралась сил, еще вволю не летала, но уже примерялась.