– Нет, первого года не было. Всё началось в тысяча девятьсот…

Тут он задумался, а потом сделал неопределенный жест, помотал головой и быстренько переключился на другую тему.

Я заснул под вечер в бабушкиной комнате возле голландской печи. Проснулся часам к восьми, но мне почему-то было трудно подняться. Душно, и ноги – тяжелые, как колоды. Встал, пошел в залу, к отцу. Голова тоже была тяжелая. И на душе грустно и тяжело, непонятно, отчего. Папа берет меня на руки и ходит по комнате напевая «Легко на сердце от песни веселой… Вот и у Саши сейчас будет легко на сердце». Но легко не становилось, и отец отнес меня в спальню и уложил в кровать. Лежу – и ничего мне не хочется: ни спать, ни играть. Мысли, как всегда, непрерывно ворочаются (это меня всегда поражало: невозможно перестать думать даже на секунду), но мысли эти – обрывочные, путаные, непонятные. И вдруг я вижу как с потолка прямо на меня летят большие темные массы невнятных очертаний. Ору в ужасе. Вбегает отец и кладет мне на голову компресс. От мокрой тряпки пахнет уксусом, и мне становится хорошо.

– Папа, на меня с потолка… летели куски..

– Хм… Это, конечно, были куски пирога?

– Нет… Наверно, куски потолка…

– А я вот знал одного мальчика – на него падали куски пирога, так он их съел!

Я смеюсь. Отец уходит. Кажется, он играет на пианино, потому что я слышу музыку. И вдруг… Расходится стена у кровати, и я ясно вижу, как отец берет заключительный аккорд, потом поворачивается ко мне на вращающемся стуле и улыбается. И я снова проваливаюсь куда-то…

И вот я выздоравливаю. Еще в кровати, но прыгаю и хохочу. Папа дает мне витамин С. Маленькие желтые шарики в картонной коробочке. Его можно есть, сколько хочешь. А вот витамин В – это синие шарики, и папа не разрешает брать больше двух. Зато разрешает сосать свой валидол. От него во рту холодок. Отец сидит возле моей кровати и декламирует:

Мне очень нравится этот стишок. Как и другие из папиного репертуара.

Этот стишок хорошо выстукивать. На чем угодно. На книжке, на стуле, да хоть на кастрюле.