Я недоумевала, почему она выбрала меня своей подругой: меня, с кое-как подстриженными рыже-черными волосами, в дырявых кардиганах и рваных джинсах, которые скрывали то, о чем Эллис еще не знала. Я привыкла гулять на задворках школы, не обращать внимания на ругательства, написанные каракулями на моем шкафчике, и скрежетать зубами, когда меня толкали в туалете. Она каким-то образом нашла меня, это создание в бархатных платьях, полосатых колготках и ботинках Франкенштейна, с лицом, белым от пудры, и с помадой насыщенного пурпурного цвета. Я наблюдала за тем, как парень постарше нас смотрит на Эллис. На его лице читалась страсть, которая одновременно интересовала и разочаровывала меня.

Эллис по-медвежьи глотнула пива, вытерла рот и вскинула голову, ее только что выкрашенные волосы цвета вороного крыла ударились о напудренные щеки. «Майки живет дальше по улице, но он ходит в какую-то безумную либеральную и независимую школу».

С первых же строчек необычный темп группы «Зе Смитс» нарастал: «Я покинул север, я отправился на юг…», это талантливое и возбуждающее звучание – я не могла ему противостоять, несмотря на любимую музыку, которая жила в моей голове и бушевала в моем сердце.

Парень постарше нас, Майки, встал, кинул в сторону комиксы и схватил Эллис за руки. Они прыгали вверх-вниз и пели в унисон: «Я нашел маленький дом и не могу сдержать своих чувств». Эллис и Майки протянули мне руки, лицо Эллис разрумянилось, и у нее закружилась голова.

Днем, когда мы шли к ней домой, она сказала: «Единственный способ пережить еще один скучный день – это знать, что я могу пойти домой и напиться до потери сознания к вечеру».

Теплое пиво бурлило у меня в животе, пьянящая музыка проникала под кожу. В подвале пахло старой деревянной отделкой, несвежим попкорном и грязным ковром с розовым ворсом. В течение многих лет никто не хотел общаться со мной. В течение многих лет меня запугивали, орали на меня, смеялись надо мной и сейчас, сейчас у меня было двое чудесных людей, которые выбрали меня. Меня.

Я позволила им привлечь меня к себе.

Я тряхнула головой, чтобы освободиться от мыслей, сидя за компьютером. Да пошло оно все. Что они могут сделать для меня сейчас, в настоящий момент? Я обернулась и посмотрела на Барберо: он сидел, уткнувшись в свой айпод, и пожимал плечами. Он изменился с тех пор, как Джен С. уехала. Я зашла в свою почту и открыла окно чата, мое сердце колотилось. «Пожалуйста, будь там, пожалуйста».

Мигнул курсор, и появилась надпись «Майкл печатает», а потом:

«Прости, что не получилось в больнице. Не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое, что и с Э. Завтра утром я уезжаю в трехнедельный тур с концертами. Постараюсь снова позвонить тебе в больницу».

Промозглая квартира моей матери на Эджкамб, на втором этаже накренившегося здания с отвалившейся облицовкой, и жестяная банка на балконе, полная окурков и чеков. У меня нет другого выбора. Нужно положиться на удачу.

«Майки, – напечатала я, – пожалуйста, спаси меня».

Мне снятся мухи, тучи мух садятся на меня, впиваясь через одежду. Мухи – это демоны тех людей, там, на улице. Они едят меня понемногу, переползают через мои зловония, едят на мне, от них тошнит. Я проснулась и услышала: «Остановись».

Это Блю, она стояла на коленях у моей кровати, отталкивая мои свисающие руки. Ее волосы спадали на лицо.

– Слушай, мне надо кое-что тебе рассказать… Однажды я удрала от своего отца. Добралась до самой Индианы, побывав во многих местах. До чертовой Индианы!

Блю рассказала мне, как на нее настучали, что она принимала кокаин, и ей пришлось отрабатывать в супермаркете «Эй-энд-Пи». Она говорила: «Мое тело было наэлектризовано настолько, что я могла думать лишь о том, как выбраться оттуда, пойти в свою чертову квартиру и порезать себя. И чем лучше бы я себя почувствовала, тем скорее смогла бы забыть эту гребаную работу».