Возникшее в тот миг удивление на его лице подделать было невозможно. Мне так казалось. Он в шутку бросил, что, судя по всему, нас действительно продолжала сводить сама жизнь. Фатум. Судьба… Снова судьба… И тогда я с ним согласилась.

Той ночью, после очередной поездки по городу, я сама сделала первый шаг. Пусть даже крылья бабочек, словно тонкие лезвия, теперь наносили раны, я верила, что профессор стоит того: стоит каждого укола боли.

Как только Уильям затормозил на парковке возле моего дома, я, отбросив страхи и сомнения, потянулась к нему и поцеловала.

Не просто легко коснулась губами его губ и замерла, а бросилась в настоящую атаку. Сперва Уильям замер, опешив от моего напора, но уже спустя миг перенял инициативу. Я перебралась к нему на колени, продолжая упиваться сладостью запретного плода.

Спустя вожделенно-мучительные минуты, когда мы наконец смогли остановиться, и, тяжело дыша, изучали друг друга сияющими глазами, Уилл хрипло прошептал: «Покажешь свою мастерскую?»

Мне следовало отказаться.

Мое согласие снесло остатки преград между нами. Их буквально смыло цунами.

Мягко очерчивая контур глиняной виноградной лозы, я неустанно ощущала на себе взгляд Уильяма. Мельком оглянувшись на него, я улыбнулась. Он расслаблено сидел на диване, обезоруживая своим великолепием, и следил за каждым моим движением.

Спустя несколько минут послышались шаги, и Уильям встал позади меня, пока я продолжала попытки довести скульптуру до идеала.

– Великолепно, – прошептал он совсем рядом.

– Спасибо, мне тоже нравится результат, – улыбнулась я, испытывая особое удовольствие от того, что именно Уильям похвалил мою работу.

– Я не о скульптуре, Лайла,

Когда я резко повернула голову, оказалось, что нас разделяло всего несколько дюймов. Уилл смотрел только на меня, растянув губы в обворожительной улыбке.

– Нет, твоя работа, безусловна, прекрасна, но прямо сейчас я восхищаюсь девушкой, которая все это сотворила, – ответил он, обводя рукой мастерскую.

Уильям дотянулся до моей все еще влажной от глины ладони.

– Что ты делаешь?

– Тш-ш, – он приставил к моим губам уже испачканный палец.

На столе стояла размоченная глина, Уильям опустил в нее руку, затем вынул и долго разглядывал, прежде чем обхватить этой же ладонью мою шею.

От прохладной жидкой субстанции с губ сорвался рваный вздох.

– Если бы я мог… – наклонившись, он приблизился к моим губам, а ладонью провел по ключицам. – Если бы умел придавать глине форму так, как это делаешь ты, я бы изобразил тебя. Само совершенство.

Прикосновение его губ было прекрасным, хоть и лживым обещанием. Соблазнительной ловушкой, в которую я с радостью положила голову, понимая, что рано или поздно капкан захлопнется. Но в тот миг я была рада обмануться, заткнуть внутренний голос с его чертовыми советами и ответить на поцелуй профессора со всей страстью, на какую только была способна.

Все закрутилось с такой бешеной скоростью, что я не сразу осознала, в какой момент мы уже оказались на полу, по пути сбив со стола глину и остатки воды. Понимание пришло лишь когда футболка промокла насквозь, остужая адски разгоряченную кожу, а ладонь наткнулась на прохладу глины. Я инстинктивно сжала ее в кулак и потянулась к Уиллу, зарываясь перепачканными пальцами в его светлые локоны. Срывая с его губ, которые лишь на миг оторвались от меня, легкий стон удовольствия.

Я перестала понимать, где мы находились, кем являлись и какая пропасть зияла между нами. Все, о чем могла думать: прикосновения Уилла, дыхание Уилла, тяжесть тела Уилла.

Уилл, Уилл, Уилл… Казалось, иные мысли просто вылетели из головы, оставив место одному единственному слову.