Впрочем, с первых же дней большевистской власти в терроре ее ЧК против эсеров все эти революционные заслуги уже не учитывались у тех, кто за революцию боролся в составе той единственно правильной партии Ленина. Так безмерно почитаемый среди эсеров террорист Куликовский, в 1905 году застреливший градоначальника Москвы Шувалова и осужденный за это к смертной казни, замененной затем пожизненной каторгой, после октября 1917 года не принял советской власти и оказался в рядах армии Колчака в Сибири. После захвата в плен Красной армией уже на излете Гражданской войны Куликовский насмерть забит при допросе в ЧК, чекист-следователь проломил ему голову рукояткой маузера.

Если резюмировать все это, можно высказать вполне обоснованное предположение: эсеры действительно организовали большинство этих акций, очень уж они укладываются в традицию этой партии и ее способ борьбы с политическими противниками. Слабым местом выглядит только связь мечтательного юноши Каннегиссера с эсеровскими вожаками, он мог действовать и по собственному почину, разделяя их цели мести большевикам и взгляды их партии. А уж затем в ЧК воспользовались этими одиночными выстрелами эсеров для ответной и долгой канонады «красного террора». Честно говоря, после той вакханалии чекистского террора 1918–1921 годов уже и не так важно, воспользовались на Лубянке настоящими эсеровскими терактами, или до них «дотянуло» дела чекистское следствие, это уже мало что объясняет или извиняет за потоками пролитой крови.

О покушении на Ленина на заводе Михельсона тоже стоит сказать еще пару слов. Слишком серьезные последствия имели эти выстрелы, и не только для здоровья лидера Советской России, но и для истории страны в целом. Кстати говоря, долгие и почти официальные уверения коммунистической пропаганды о том, что ранения августа 1918 года значительно подорвали здоровье Ленина и в конечном итоге привели к его слишком быстрой смерти, сейчас наукой практически опровергнуты. Недавняя экспертиза одежды Ленина в день покушения окончательно опровергла и устойчивую версию о яде, которым начинены будто бы были попавшие в вождя пули, никаких химических следов яда не обнаружено. Не извлеченная из тела Ленина пуля доставляла ему страдания, но и она причиной смерти человека, у которого медленно в результате тяжелой болезни отказывал мозг, быть не могла. Скорее всего, здесь красные пропагандисты умышленно выстраивали связь между выстрелами в Ленина в 1918 году и гораздо более поздними событиями его болезни и смерти, так создавался дополнительный героический элемент в биографии Ленина.

Это же покушение заставило большевиков по-новому взглянуть на вопрос личной охраны своих вождей, чему в горячке первых послереволюционных месяцев не успели уделить достойного внимания. Осенью 1918 года Дзержинский поручил в ВЧК проработать этот вопрос своему заместителю Петерсу, и вскоре вокруг Ленина появится дополнительный кордон охраны из 20 специально отобранных чекистов под началом Беленького – ранее начальника Оперативного отдела ВЧК. Сам Ленин, по воспоминаниям тех же охранников, таким вниманием ЧК к своей личной безопасности даже тяготился, на даче в Горках во время лечения часто ворчал, что на фронте каждый солдат на счету, а вокруг него ходят два десятка бездельников в кожанках. Но охранники Беленького будут при Ленине до его смерти, сам Абрам Беленький будет расстрелян в НКВД в годы сталинских репрессий.

Вокруг самого покушения сейчас тоже много споров. Крайняя версия о том, что полуслепая Фаня Каплан не могла стрелять в Ленина (а стрелял якобы неустановленный мужчина, который скрылся), что она даже не имела отношения к партии эсеров, что просто схватили в суматохе первую попавшуюся и быстро расстреляли, проверки фактами все же не выдерживает. Сохранились протоколы допросов Каплан на Лубянке заместителем председателя ВЧК Петерсом (Дзержинский в тот момент выехал в Петроград для расследования убийства там Урицкого). Причем, по более поздним воспоминаниям Петерса, поначалу допрашивать привезенную на Лубянку Каплан явились и политические лидеры большевиков во главе со Свердловым, но арестованная согласилась давать показания только один на один Петерсу. На первом допросе Каплан кроме Петерса присутствовали также член коллегии ВЧК Аванесов и советский нарком юстиции Курский, но, только оставшись наедине с Петерсом, обвиняемая стала откровенна, зампред ВЧК сумел ее чем-то зацепить и даже расположить к себе, она исповедовалась ему даже о былых временах царской каторги и своих любовных переживаниях прошлого, к покушению на Ленина никакого отношения не имевших.