Вчерашние события отпечатаны у меня в голове с кристальной ясностью. Я помню все, что происходило в этот день. Ярко и красочно. Каждый свой шаг, с того момента, когда я проснулся утром в легком похмелье, и до того, как заснул опять над книгой «Десять заповедей, которые нужно знать, чтобы продвигаться по службе». События, происходившие до моего восемнадцатого дня рождения, помнятся так же ярко. Например, курс криминологии, которую я тогда изучал, – до мельчайших подробностей. Я даже вижу поры на носу седоватого профессора, читавшего нам «Введение в криминологию» (он же написал пятитомный учебник к этому курсу). От него еще несло застоявшимся табаком, нестираным вельветом и горелой колбасой.

Но как, черт побери, можно помнить все после двадцати трех лет? Это немыслимо.

Я двигаю белого слона вперед по диагонали, и пешка-самоубийца выходит из боя.

Если что-то похоже на сырую неочищенную фантазию, то оно, скорее всего, ею и является. Во мне борются два желания. Первое – дочитать сегодня дневник Софии. Второе – оставить его на завтра. Факт: в первые двадцать четыре часа после того, как я взялся расследовать преступление, меня должны интересовать только железобетонные, неопровержимые улики. Особенно когда речь идет об убийстве. Да, я рассчитываю установить личность преступника до конца сегодняшнего дня.

Я встаю со стула, ибо мне срочно требуется новая доза кофе. Но не успеваю я сделать шаг к кофейному автомату, как в дверь кабинета влетает юный Тобайас.

– Я прогнал ее отпечатки через несколько баз, – говорит он. – Ничего не находится.

Я не удивлен. София не похожа на человека с криминальным прошлым.

– Я также перепроверил данные из ее водительских прав, – продолжает он. – Действительно, София Алисса Эйлинг была дуо и родилась двадцатого ноября тысяча девятьсот семидесятого года на Бермудах. Получила права в августе две тысячи тринадцатого. Только в налоговом управлении заявляют, что никакой Софии Алиссы Эйлинг у них в базе нет. Также пусто в службе регистрации гражданских актов, и в Министерстве внутренних дел, и в электоральной базе – очень странно. То же самое с Министерством памяти и Департаментом по делам дуо.

– Покопайся еще, ладно? В какой-нибудь базе ее имя должно всплыть.

– Ага, – кивает он. – Еще я проверил регистрационный номер машины. Она купила ее на стоянке в Кембридже двадцать второго августа две тысячи тринадцатого года. Подержанный черный «фиат», за две тысячи девятьсот фунтов.

Я замираю.

– Но я по-прежнему не могу найти ее медицинскую карту, – продолжает он, размахивая руками. – У здравохрана нет файла для Софии Алиссы Эйлинг. В больнице Адденбрука – тоже. На всякий случай я отлистал назад, почти на десять лет со дня ее рождения. Так ничего и нет.

Дневник Софии может оказаться еще большим бредом, чем я думал. Тобины раскопки жирнее перечеркивают то, что в нем написано. А моим подозрениям требуются железные подтверждения.

– Сделай, пожалуйста, две вещи, – говорю я. – Первая: нужен полный отчет обо всех финансовых операциях Эйлинг.

Тоби кивает.

– Вторая: можешь выяснить, находилась ли она в психиатрической лечебнице под названием Сент-Огастин? У меня мало информации об этом учреждении, знаю только, что оно, возможно, где-то на Внешних Гебридах.

– На Внешних Гебридах? – щурится Тоби.

– Слишком общо, конечно. – Я пожимаю плечами. – Но давай за дело.

Кивнув, он исчезает за дверью. Я достаю диктофон, набираю файл Софии Эйлинг и произношу: «Родилась на Бермудах», «20 ноября 1970 года» и «подержанный черный „фиат“ с затемненными стеклами». Факт: когда пытаешься разгадать загадку, может пригодиться любая деталь, даже незначительная с виду.