В маленький белый бабушкин дом я приехал последним. Людей было мало – только близкие родственники со стороны отца. Ее похоронили рядом с ним. Кладбище за много лет почти не изменилось, только увеличилось в размерах: стало больше однообразных, уходящих вдаль прямоугольных камней. Изредка вдоль дороги поднимались хилые стволы голых березок и верб…

После поминок на следующий день все, кроме тети, разъехались. Я же на два дня задержался в доме, где закончилось детство и началась моя юность. Тетя все дни проводила в церкви и на кладбище, а я перелистывал свои старые книги, пытался что-то читать, находил старые записки, тетради. Однако читать ничего не хотелось. На бабушкиной полке стояли книги по кулинарии, овощеводству, медицинские справочники и несколько церковных книг. Я взял старый молитвослов в потрепанном переплете, встал, подошел к иконке, зажег свечку, как это дела тетя, открыл на закладке и прочитал несколько молитв.

Собираясь положить молитвослов на полку, рядом с иконкой, я обнаружил, что к внутренней стороне обложки лейкопластырем прикреплен сложенный вдвое лист в клетку, из ученической тетради. Без всякого любопытства, скорее механически я оторвал лейкопластырь и под листом увидел сложенный, пожелтевший от времени конверт. Развернул и вздрогнул от написанного на нем: «МАРИНЕ». Быстро вынул из конверта лист бумаги. Перед глазами прыгали буквы полузабытого отцовского почерка:

«Марина, ты прочтешь это, когда меня уже не будет. Никого ни в чем не вини. Я ни на кого не в обиде. Просто я очень устал. Ты знаешь, и все знают, в чем дело. Сыну и матери скажи, что произошел сердечный приступ. Все будет хорошо, только постарайся помочь моему сыну. Прости за все».

Внизу стояла аккуратная отцовская подпись.

Подняв голову, мой взгляд остановился на часах, висевших рядом с книжной полкой. Стрелки на часах навсегда замерли на времени гибели отца: десять двадцать. Под ложечкой у меня почему-то заныло, как и тогда, много лет назад, в день его суицида.

2008

– Сними свой крестик! – командует шеф. Я мешкаю. – Ну?!… – Он сердито смотрит на меня.

Я убираю с лобового стекла табличку с красным крестом. Шеф торопит. Предстоит встреча с важным спонсором, который обещает деньги для нового оборудования. Спонсору выгодно: после благотворительности его фирма получит хорошие льготы по кредитам, будут планы по расширению поставок. Шефу тоже выгодно: после подписания клиника получит хорошее оборудование, а сам он – хорошие «откаты». Рука руку моет. Всем хорошо, всем выгодно! Шеф что-то бормочет о том, как медленно тащимся. Впереди пробка. Все едут медленно— ДТП. Еще нет ни гаишников, ни скорой. В правом ряду разбитая легковушка, в кювете – Газель. Опершись, о Газель стоит мужчина с окровавленным лицом. Шатаясь, он пытается голосовать. Я невольно притормаживаю.

– Не останавливайся, ккк…?! – рявкает шеф. Едь! Не вздумай заниматься тут десмургией или еще реанимамацией… Едь, кому говорю! – Я нажимаю на акселератор.

В конце встречи со спонсором, которая завершилась подписанием договора, шефу звонит мобильный.

– Что?! Как?!… Сашка, да ты что! – По разговору догадываюсь, что он говорит с нашим реаниматологом.

– Света… – Лицо шефа сильно напряженно, сосредоточенно. Он не обращает ни на кого внимания, даже на спонсора. – Разрыв чего?!… И еще что? Как, ккак?! А где это случилось? Что?! Она в Газели сидела, на нашей трассе?

Назад гоним еще быстрее. На месте ДТП стоят в кювете разбитая Газель и на обочине машина гаишников.

– Не останавливайся! – кричит мне шеф. Я машинально чуть притормаживаю перед машиной ГАИ, но не думаю останавливаться.