Вайнах Ольга Горбачева

– Допустим…

– Допустим я была не права. Погорячилась. Испугалась. Взбрыкнуна. Выделилась, или как там еще любят говорить мои родители? Но, как? Как жить, когда кругом одни унижения! Они хоть раз об этом подумали?

– Не по Сеньке шапка. Так наверное уже тысячу раз сказала бабушка. Папа со своей рабоче-крестьянкой простотой наверняка читает маме лекции, что пока он в поте лица на заводе и все такое, та растила из дочери монстра. А еще проститутку. И не только в физическом смысле этого слова, но и в морально-психологическом. Да, точно! Именно этот непонятный оборот речи так нравится повторять моему папочке. Никогда не понимала в чем его смысл. Да и не пойму наверное. Поздно уже папины зэхеры разъяснять. Решила сдохнуть, значит сдохну. Вот сейчас только еще полежу немножечко и решу как именно. Это у меня вторая попытка суицида получается? Хотя нет, уже третья. Вторая совсем не серьезная была. Так, не самоубийство, а тупость какая-то. А в больнице тут что? Одно слово – больница. Коню ясно, что ты внезапно-срочно понадобишься, тебя отыщут, откачают и зашьют. А потом еще и психиатра бритоголового пришлют, чтобы он своими жирафьими глазами тебя рассматривал и записывал твое молчание в свои многочисленные блокнотики. Я же ни на один его дурацкий вопрос не ответила. Что же он там у себя писал? Дура малолетняя? Или так: пациентка не достигшая совершеннолетнего возраста решила свести счеты с жизнью дважды, по невыясненной до сих пор причине. На вопросы отвечать отказывается, зрительного контакта старается избегать. Предположительно шизофрения второй степени. Или какой там она степени у них еще может быть? Четвертой например? Ну, тогда я точно четвертая. Да, психиатр у них еще тот козел. Сказал, что завтра опять меня навестит. Интересно, какая у него будет рожа, когда он узнает, что я все-таки суициднулась?

Ах, скажет – ну, как же я ее проморгал?! Ведь не зря же эта девочка категорически отказывалась вступать со мной в беседу? Наверное у нее был более тяжелый симптом, чем шизофрения четвертой степени. Хотя, какая теперь уже разница, когда человека не стало. Обидно, когда люди не получив помощи от врачей покидают наш дружелюбный, прекрасный мир. Вдвойне обидно, когда это делают молодые, едва только вступившие во взрослую жизнь личности. Но, тут конечно моя вина! Не достучался! Понадеялся на завтрашний день. Правда он скорее всего для всех так говорил, чтоб его с работы не выгнали. А про себя все равно подумал: Дура какая-то. Еще и страшная. Сдохла, ну так тебе в приницпе и надо. А я пошел в танчики играть. Не всю же мне жизнь дурами разными заниматься.. И пойдет такой по коридору, печально помахивая лысиной. А нянечки вслед ему сразу защебетали: "Какой хороший специалист! Молодой, а такая уже умница. А дуре этой так и надо. Мешает нашему Михаил Борисычу в танчики играть. Сволота малолетняя. Если тут кажный день начнут вешаться да травиться, так что, наши дохтора надрываться из-за этих недорослей обязаны? Ух, совести ни грамма не осталось у суицидников. Хотели бы сдохнуть, так и сдыхали бы, а не по больницам шарахались. Время у людей отнимают, сволочи. Ни стыда тебе и ничего человеческого!» И такие вслед ему белыми шапками своими машут. А ты дохлая. Лежишь в морге на полочке и тебе все равно. Только обидно, что все тебя дурой считают. И что в трусах наверное на полочке нельзя. Снимут перед вскрытием, чтоб паталогоанатому в тебе ковыряться было сподручнее. Неприятно конечно, но какая тебе уже разница?

Немного серый в темноте снег скромно постукивал по стеклам, словно просился чтобы его пустили домой. Наверное так же просятся домой старые, выгнанные на улицу из-за своей ненужности собаки. Снег было жалко и Юле очень хотелось открыть ему гигантское больничное окно. Где-то в небесах подвывала стужа и от ее воплей становилось еще печальнее.

«Снегу в комнату нельзя. Растает. Растает и умрет. Хотя, может-быть у него тоже неприятности и он знает, что делает? А я такая жестокая тут лежу и умничаю, что спасаю снег от гибели?» -думала она глядя в нарядное, густо облепленное снежинками окно. Вопрос о спасении снега был достаточно философский и Юля никак не могла решить, в чем именно заключалась бы помощь. Потом она вспомнила, как на биологии учили, что снег предмет неодушевленный и успокоилась. Но, собственный опыт подсказывал, что не все, чему учили в школе на деле оказывалось правдой. Хотя, вот если про снег, то он действительно врядли что-то чувствует.

Сложно представить, чтобы снежинки смеялись друг над другом только потому, что ты из простой семьи и твой папа не этот, как его там у них? Не Дед Мороз в общем. Или отказывались с тобой общаться, потому, что у тебя нет сто двадцать восьмого снегофона и часы у тебя не от «Тиффани». А стильный и до последнего писка брендовый свитер, как оказалось куплен на барахолке по случаю. Эх, зачем мама все прибедняется перед своими подружками? И зачем она вообще про свитер этот долбанный похвасталась? Этим курицам только того и надо! Языки у них чешутся. Лишь бы сплетни о ком-нибудь распускать. Своей жизни уже нет. Родили. Вырастили. Диточки теперь. Отгуляли свое получается. Хотя нет, у некоторых все-таки жизнь есть. Вон, Ленкин папа каждый день с новыми на мерседесе по городу катается, а мать словно ничего и не замечает. Муж богатый, что поделаешь. Никто не хочет теплое местечко из-за таких мелочей терять. Любовь то все равно давно прошла. А может-быть ее никогда и не было? Наверно потому Ленкина мать в черных очках постоянно ходит, чтобы сознательно не замечать происходящего. Ее бы и обсуждали, но нет же! Моей маме надо было про свитер. А впрочем, какая мне уже разница? Дело ведь даже не в свитере, хотя со свитером вообще ужасно получилось. Из-за него это все. Или из-за мамы. Да из-за жизни этой отстойной! Но, главное конечно Стефан. Вот уж от кого не ожидала! Так подставить может только по-настощему близкий человек. Тот, кому ты доверяла все свои тайны. Тот, у кого частенько рыдала на груди, жалуясь на свое, девичье. Тот, кто клялся тебе в любви и верности, и в конце концов тот, за кого ты не задумываясь отдала свою жизнь.

«Чего я только не делала ради него. Противно даже вспоминать. Стефан всегда был слабаком, хоть и старался это скрывать. Но, я то знала правду. И он знал, что я знаю. Может-быть именно поэтому он как умел играль роль лучшего друга? Чтобы я не проболтала его маленький, но такой существенный секрет? Может он просто делал вид, что друг? Боялся, что всем расскажу о том, как он слил директору весь класс, когда подожгли кресло завуча? Хотя он сам был первым зачинщиком этого дела. Тогда всех постороили в зале для физкультуры и заявили, что если в течении суток никто не признается в гадком поступке, то директор будет вынуждена обратиться в полицию. Завуч не пострадал, но сгорели все его документы и знаменитые штаны с заплатками, которые он носил не снимая с момента открытия таблица Менделеева. Так же сгорела сумочка с только что полученной зарплатой. Учителя потом скидывались кто сколько может, чтобы помочь коллеге месяц до следующей получки протянуть. Завуч у нас идейный, взяток не берет, а на учительские гроши долго не протянешь. Стефан тогда испугался, что полиция быстро вычислит зачинщика и решил все рассказать первым. Директору по секрету. Так уж получилась, что в тот день я дежурила по школе. У нас дежурство по школе означает влажную уборку помещений. Это не потому, что школа на уборщицах экономит. а потому что на одном из открытых родительских собраний было решено таким вот образом приучать детей к труду. Вот мы все по очереди и несли эту никому не нужную вахту. Во славу трудовой дисциплине, знаете ли! Нудно конечно, но в общем ничего. Даже выгодно если на четверг попадешь. В четверг после педсовета в кабинете директора все классные журналы собираются и дневники на проверку. Если кому что исправить надо, то дежурный «всегда пожалуйста». Это конечно смотря какой дежурный, но я никогда никому не отказывала. Не бесплатно конечно. Расчет за оказанные неоценимые услуги всегда производился сигаретами, деньгами на телефон, ну и мало ли кому что надобно было. Я не со всех плату брала. Были и такие, кто не что на сигареты, себе на завтрак наскрести не может, а проблемы решать надо. Зачем же родителей расстраивать? Они и так бедные пашут с утра до ночи, на булку хлеба вот такому вот неучу заработать пытаются. Но, дело конечно тут не в одних родителях, кому охота подставляться под домашние санкции, если можно этого избежать по достаточно бюджетному курсу.

Я в тот день как раз дежурила. Директорский кабинет надраивала, а сама дневики перекладывала- из не проверенных в проверенные. Кого должны были в школу вызвать -запись ставили с подписью. А еще, если на уроке ты свой дневник от пары отстоял, не отдал преподу на растерзание, то директор по журналу проверит и все сама проставит. Правила у нас в школе были строгие. Если в четверг директору дневник не сдал, то в субботу твои родители автоматом вызываются. На ковер, как говорится. И из высших уст все про тебя узнают. А там обычно..Ну, вы сами понимаете. В общем никто этого не хотел. Скорее даже все боялись. Директор в таких случах вызывала родителей лично. По телефону. Тут уже вообще никуда не денешься. Но, школа у нас большая. Каждый класс по тридцать человек, и классов как минимум по четыре. В отдельных случаях до буквы «Е» доходило. В общем, за всеми не упомнишь. Этим то мы и пользовались. И вот сижу я тихо, как мышка. Штрафные дневники в проверенные перекладываю. Не нервничаю особо, знаю что директорша в гороно свое недавно уехала, и тут на тебе! Слышу, дверь открывается и Евгения Леонидовна заходит. Да не одна. Строгим голосом с кем-то беседует. Ну, думаю -все. Крышка мне. Спалилась. В самый ответственный момент спалилась. Теперь все наши махинации на несколько месяцев вскроются и виновата во всем этом буду я. От страха я сама не помню, как под шкаф поместилась. Туда и не поместишься вроде, но у страха глаза велики. Припечет и не такое сумеешь. И вот лежу я, пылью дышу. Сердце бьется быстро-быстро. Чихнуть хочу, но сдерживаюсь, потому что понимаю-каждый мой чих смерти подобен. Через несколько минут немного успокоилась, даже разговор различать начала. Евгения Леонидовна молчит и только языком цокает. Осуждающе так цокает. А кто с ней второй разговаривает не пойму. Тихо так и невыразительно. От волнения губы ссохлись. Тоже причмокивает. Но, понимаю, что это кто-то из наших. Из ученников. В какой-то момент директрисса не выдержала и чуть не закричала на собеседника. Он получается тоже голос повысил. И тут я все поняла. Стефан -козел всех своих дружков слил. Да что там своих! Это и меня получается тоже! Нам теперь все! А он по любому хорошенький остался! Ну, скотина! Сам же первый кричал: «А давайте подожгем Петровичу трон перед уроком. Пусть штаны себе новые купит сначала, а потом умничает.» Штаны Петровича с латкой на заднице уже лавно стали легендой. Непонятно, почем он их до сих пор носил. По ним не просто помойка рыдала, а целый мусоросжигательный комбинат. Над этими штанами все смеялись, и даже учителя втихоря похихикивали, но директрисса, такая требовательная к внешенму виду и учителей и школьников по какой-то причине не требовала от Петровича немедленной смены дресскода. И озабоченный одной лишь своей наукой завуч и по совместительству преподаватель химии Николай Петрович, ни капельки не смущаясь продолжал носить свои «прострелянные» в несколькиъ местах брюки. Тогда он почти всему классу поставил двойки за лабораторную. Правда двойки эти были заслуженные. По-хорошему никто не подготовился, хотя о предстоящей контрольной предупреждали за две недели. Но, на улице заводилась весна…