— Три медяшки возьму с маленькой, пять за эту, — ответил рыбак, чуть помедлив, добавил, — Даксом меня кличут, ежели ты родня Верины, то по монетке сброшу.

— Угу, я Тьяна, племянница Верины, — задумчиво проговорила, заглянув рыбе в глаза, потом проверила жабры, убедилась, что она свежая, сказала, — ты отложи эту и эти три, я сейчас до старосты схожу и заберу. Вот задаток оставлю, чтоб всё по чести было.

— Отложу Тьяна, а чтоб не попортилась, в лист лопуха заверну.

— Спасибо, — поблагодарила, украдкой покосившись на всё ещё стоящую старуху возле лотка с упряжью, сёдлами и прочей амуницией для лошади, ускорила шаг, беглым взглядом примечая, что у кого можно купить.

До большого каменного дома старосты добралась вполне благополучно. Всего дважды меня облаяли местные собаки и один раз из-под телеги выскочил лохматый весь в колтунах рыжий кот. Остановившись у больших ворот, попыталась заглянуть во двор через забор палисадника, но тот оказался слишком высоким. Стук в массивную, запертую дверь ничего не дал, и мне осталось, лишь только звонко свистнуть, мысленно поблагодарив за науку маленького Дика — канатоходца.

— Кто хулиганит! — Вскоре раздался недовольный голос, дверь распахнулась и на улицу вышел невысокий, похожий на бочку мужичек. Оторопело уставившись на меня, он оглядел улицу, изумлённо буркнул, — ты что ли свистела?

— Нет, как можно! — Возмущённо воскликнула, прижав ладони к щекам, сердитым голосом проговорила, — мальчишки пробегали! Вы кто? Мне староста Сугрени нужен.

— Я староста, а ты кто? — Вмиг собрался мужик, снова беглым взглядом окинув улицу.

— Тьяна, племянница Верины, приехала к ней жить. Пришла про долг её мужа узнать и на расписку глянуть?

— Чего на неё глядеть? Долг вернёт Верина, отдам, пусть любуется, — хмыкнул Шимус, почесав рукой выглядывающее из-под рубахи пузо.

— Так, я и пришла, долг отдать, — равнодушно пожала плечами, тряхнув рукой, звякнула монетами, — хату свою продала, чтобы одной не куковать, а раз Броди задолжал, надо тётку выручить.

— И то верно, хорошая ты родня, — тотчас довольно оскалился староста, — идём во двор, чего тут стоять, зевакам на потеху. Достану расписку, там всё чин по чину написано.

— Идём, — кивнула, невольно погладив бок, там, где в складках платья висели ножны, всё же прошла за старостой. Интуиция моя молчала, да и Верина заверила, что Шимус мужик жадный, но трусоватый. Ну и я во всё услышание на рынке объявила, куда иду, так на всякий случай.

— А моя родня только монеты просит, — ворчал мужик, первым заходя во двор, который был не чета двору Верины. Забор новенький, лавочки только сколочены, пахли свежеструганным деревом, земля укрыта плитняком, ни одной травинки не видно. Небольшая клумба у входа, с ароматными крохотными головками жёлтых цветов. На крылечке самотканые яркие дорожки, там же горшок с цветущей ромашкой.

— Ты проходи в сени, тут лавка стоит, — бормотал мужик, шаря в небольшом сундучке, — люди часто заглядывают, то за помощью, то разобраться просят в непростом деле, вот и поставил, не на улице же говорить.

— Удобно и к людям с заботой, — произнесла, быстро осмотрев сени, но, кроме лавки, крючьев на стене, небольшого сундука и круглого вязанного коврика у входа ничего не было. Даже окно и то отсутствовало, а свет лился из распахнутой настежь входной двери, вторая дверь, ведущая в дом, была закрыта.

— Вот расписка, — обрадованно воскликнул Шимус, не выпуская из рук мятый клочок бумаги, сунул мне его под самый нос, — двадцать один тал брал на лодку.

— Хм… а лодка где?

— Так, с ней Броди и сгинул, — растерянно пролепетал староста, убрав от меня бумагу, где ужасно корявым почерком было написано о талах, и кто их взял, быстро проговорил, — Верина видела её и мужнину руку узнала.