— Кажется всё, — срывающимся голосом прошептала, оглядев учинённый мной погром, тихонько выругалась, — надо забрать платье с собой, иначе они догадаются, что я переоделась.

И снова сбор вещей по карете. С трудом запихав в мешок синий разодранный наряд, буквальном смысле придавливая его ногой, туда же утрамбовала жуткие туфли, а вот зеркальце, монеты, камни и «подарок королевы» пришлось прятать в трусы. В мешок не влезло, а карманов не было.

— Вот теперь всё, — устало пробормотала, дрожащей от слабости рукой стирая пот со лба, чуть отодвинув штору, тихо присвистнула, — в этих трущобах точно нет театра, куда бы её высочества отправились! — Сделав глубокий вдох, сиплым голосом, прошептала, — что ж… пора.

И стиснув зубы до скрежета, на повороте, когда карета чуть замедлила ход, открыла дверь и вывалилась из её душного нутра. Неловко приземлившись, упала на утрамбованную до состояния камня землю, больно ударив плечо о небольшой валун, так не вовремя попавший на моем пути.

— Эй! — Кто-то громко закричал, раздался звонкий свист, но я, подскочив как ошпаренная, рванула в ближайшую подворотню, чуть не сбив выбежавшую мне навстречу большую псину. Как я не завизжала от страха, увидев эту страшную морду с огромными зубами, не знаю. Обрулив оскалившуюся собаку, протиснулась в узкий проход между домами и не разбирая дороги рванула к просвету.

Бежала долго, не останавливаясь и на секунду. Петляя как заяц по подворотням, перепрыгивая через вонючие лужи, перелетая через груды мусора. Бежала, задыхаясь от боли в боку до вкуса крови во рту, пока от усталости не рухнула возле чьего-то покосившегося забора.

— Малец? Ты как? — Добродушно пробасил бородатый крупный мужчина, в окровавленном халате и топором в огромных руках.

— Ик… плохо, — просипела, не сводя взгляд с острого лезвия, невнятно пролепетала, — пить.

— Хм… сейчас старуху позову, — коротко бросил, надеюсь, мясник, исчезая с моего поля зрения.

10. Глава 10.

— А худющий какой, руки тростиночки, — прошамкал старческий голос, за моей спиной, когда я, наконец, привела тело в вертикальное положение, угнездившись на трухлявом бревне. Резко обернувшись, увидела уже знакомого мясника и сухонькую старушку, крохотную по сравнение с таким здоровяком.

— Держи, — пробасил мужчина, подав большую кружку и кусок пирога, — а то и правда вид заморённый.

— Спасибо, — поблагодарила, с трудом сдержав порыв наброситься на еду, медленными глотками немного отпила студёной до ломоты в зубах воды и только тогда откусила небольшой кусок капустного пирога.

— Дадом меня все зовут. Мясник я здесь, вон моя лавка, сын старший там присматривает. А это мать моя тёткой Маршей кличут, — проговорил мужик, сунув в руки ещё один пирог и где только его прятал, голосом, не терпящим возражения, сказал, — ешь.

— Ты от кого бежал-то малец? — с сочувствием прошамкала старуха, шаркающей походкой прошла мимо меня и села рядом.

— Эээ… от хозяина, курицу его пёс загрыз, а меня выдрать хотели, — на ходу сочинила, мысленно выругавшись, что не продумала легенду.

— В трактире у Натана поди, их псина всех курей в округе давит, — зло сплюнул Дад, добавив, — ты не боись, укроем тебя. Вон гад, как заморил тебя, всё у него батраки хилые, да с синяками под глазами ходят.

— Угу, — глухим голосом просипела, быстро засунув в рот остатки пирога, боясь сболтнуть лишнего.

— Пойдём, хоть умоешься, а то вон сажу на лице размазал, — позвала тётка Марша, тяжело поднимаясь с бревна.

— Спасибо, — растерянно прошептала, даваясь слезами, боясь поверить, что, наконец, встретила хороших людей.