Аккурат три дня назад и обзавелась. Матушка мне его перед приездом жениха моего несимпатичного отдала. Колечко это непростое, заговоренное, сильное очень: от злых духов оберегает, проклятие снимает, рассудок хранит…

И вот, жизнь мою сохранило. Потому что не быть бы мне сейчас живой, не прими меня Тугарин за царевну. Княжну-то он наверняка съел бы без всякого сочувствия.

Я висела в руках Змея, опасаясь даже дышать.

— Давай хоть попробуем, — просительные нотки в голосе Тугарина озадачили меня и странным образом смирили его собеседника.

— Сам будешь с ней нянчиться, — рубанул тот, ничуть, впрочем, не напугав этим Змея.

— Если на то твоя воля, — с энтузиазмом ответил он, уже деловито и самоуверенно спросив: — Позволено ли мне будет идти? Царевне нашей нужно покои подготовить…

— Твоей. Мне до нее дела нет.

— Это пока.

Показалось или нет, что сказано это было многообещающе и даже зловеще, но я на всякий случай забеспокоилась и постаралась как можно достовернее изображать беспамятство.

И шаги с поворотами считала очень усердно, и ступени, и вообще старалась запомнить дорогу, по которой Змей меня в «покои» нес. Очень предусмотрительно с моей стороны, к слову, потому что покоями оказалась мрачная холодная темница, выбитая, казалось, в самом теле замка — в цельном камне. Без окон, с решетчатой железной дверью и весьма скудной обстановкой: кроме узкой кровати, стула и напитанных магией факелов, здесь не было ничего.

На кровать-то меня и сгрузили.

Тугарин постоял немного, пофыркал, вспоминая, как нелегко оказалось царевну в их злодейское логово затащить и как мокро ему было меня в Гиблой реке выискивать.

Надеялся, наверное, что я того стою…

Потом просто развернулся и ушел, не забыв запереть дверь. Связка злорадно звенела, когда он проворачивал ключ в замке. Я лежала, не двигалась — выжидала.

Кощеем Бессмертным нянюшки пугали меня с самого мальства, обещаясь отдать ему после каждой достаточно серьезной шалости. Сначала я боялась и плакала, потом просто боялась, к тринадцати годкам уже начала храбриться, в пятнадцать уверилась, что даже сам Кощей мне не страшен, и смело огрызалась, требуя подать его мне прямо сюда. Уж тогда-то я ему покажу…

Лучше бы, наверное, боялась, с дядькой глупостями не занималась и в горнице над вышивкой безвылазно сидела. Тогда бы не решила по дурости своей непроходимой от жениха сбежать, смиренно приняла бы свою судьбу и сейчас не в темнице томилась, а дома к отъезду готовилась. Раздражаясь на сенных девок и нервничая из-за предстоящей поездки в столицу.

Вместо того я раздражалась на себя и нервничала из-за неминуемой встречи с Кощеем. Конечно, дурой я не была и прекрасно понимала, с кем Тугарин разговаривал, но одно дело — в присутствии Бессмертного бесчувственной прикидываться, и совсем другое — смелой и не запуганной.

Были серьезные опасения, что не сдержусь я и расплачусь.

Недолго позвякав ключами, Тугарин повесил их на крючок рядом с дверью, в недосягаемом для меня месте, будто бы издеваясь. Я лежала не шевелясь, ждала, пока он не уйдет, потом еще немного — просто для порядка и на всякий случай. И лишь убедившись, что Змей меня покинул наверняка, медленно села на постели… Хотя какая это постель? Ни перины, ни одеял или подушек — только тонкая подстилка и прохудившееся в некоторых местах покрывало.

Повезло очень, что Водяной меня сразу высушил, будто играючи, всего-то подув мне на макушку: просушив и волосы, и одежду, и даже сапог… Сапог, к слову, так и остался у Водяного. Один я в реке потеряла, вместе с Марькой, а второй мне был уже без надобности — босой и то удобнее.