– Покинул явь?

– Да, умер. С тех пор не осталось никого, кто мог бы достойно поддерживать диалог между нашими мирами. И сама возможность союза между человеком и деревом исчерпалась. Не осталось таких людей-волхвов, способных подолгу путешествовать по миру древечества.

– А чем плохо, что деревья и люди стали жить по-отдельности?

– Много чем плохо. Деградируют оба мира. Люди всё позабыли и одичали. Чудовищными темпами они стали выпиливать тела старейших. Даже самые мощные деревья-волшебники, на чьих плечах держатся оба мира, ничего не смогли с этим поделать, и уходили в небытие, – Дивий выглядел взволнованным и удручённым. – Ты только представь себе, древнейшие из рода гигантских секвой были почти полностью уничтожены! Их разума хватило бы людскому прогрессу на сто-двести-триста лет вперёд. А их распилили на доски, – Дивий огорчённо качал головой.

– Никогда не слышал о таких.

– А ты в смартфоне своём поищи, как вы обо всём там ищете. Спроси про вырубку гигантской секвойи или про секвойную лихорадку.

Васька достал смартфон из кармана.

– Сети нет, – сообщил он.

– Понятное дело, – ухмыльнулся Дивий. – Ты же не снаружи. Тут и сам телефон – лишь привычный тебе образ. Стоит напрячься, и образ телефона изменится.

Василёк уставился на телефон и наморщился.

– Не получается, – выдохнул он.

– А что ты пытался?

– Сделать его круглым.

– Образ под собой всегда имеет заряд. Пока ты не можешь его преодолеть. Попробуй попроще что-нибудь. Цвет поменяй, например.

Васька снова наморщился.

– О! – воскликнул он. – Смотри, смотри! Кожух был прозрачным, а стал зелёным!

– Молодец! – Дивий заулыбался и закивал. – Ладно. Можешь мне поверить на слово, за последние два века древечество очень многое потеряло. И в количестве, и в качестве. Молодые деревья нынче не считают людей собратьями по разуму. Не хотят, да уже и не могут взаимодействовать с людьми, потому как словесную форму контакта не научились воспринимать.

Василёк убрал смартфон обратно в карман.

– Люди тоже многое потеряли, – кивнул ему Дивий. – Память, живость ума, волшебство, радость жизни, здоровье. На смену всему этому пришла немощь, рутина и серость будней, тысячи новых болезней и вечный стресс. Так, конечно, не у всех, но у большинства. Зато упадок внешнего мира – у всех – горы мусора, отравленный воздух, тухлая вода. Внешний мир не может без внутреннего, так же как и внутренний без внешнего.

– Да уж, – загрузился Василий.

– Чувство угасания рождает в людях всеобщее недовольство жизнью. А оно часто выливается в слёзы деревьев.

– Почему, – вынырнул из задумчивости мальчишка.

– Недовольство людей рождает войны или массовые переселения. В обоих случаях люди активно начинают рубить деревья. Причём, самые старые, самые здоровые и большие. Им, мол, так удобнее. Ладно б молодняк выкашивали, если уж без убийств никак обойтись не могут! Но нет – первыми умирают деревья-волшебники и старейшины родов.

– А разве молодые деревья не менее ценны? – возмутился вдруг Василёк. – Будет ли будущее без них? Они должны перенять опыт и знания старейшин и со временем занять их место.

– Ты мыслишь, как человек, – укоризненно взглянул на мальчишку Дивий. – В нашем мире всё немного иначе… Помнишь, как деревья сеют семена?

Васька смотрел на седовласого и пытался понять, что тот имеет ввиду. Не дождавшись реакции, Дивий ответил сам:

– Обильно! Молодые деревья всходят обильно и быстро набирают физическую силу. Особенно под покровительством мощных товарищей, а не в чистом поле. Если один-единственный сильный дуб захочет продлить собой род, он сделает это, не смотря ни на что. Дубики насеются сотнями, хоть ты перепахивай всё вокруг каждый год! Понимаешь?