Два театральных произведения синтетического жанра, соединившие драму, оперу и балет, Петров посвятил знаменитейшим отечественным поэтам, Пушкину и Маяковскому – не только воспользовавшись их сюжетами и стихами, но и выведя на сцену самих творцов и их окружение. Согласитесь, для этого потребовалась немалая отвага! Задача была решена, особенно успешно, на мой вкус, в первом случае. Мне жаль, что по-пушкински прозрачная, возвышенная и трогательная музыка этого сочинения недооценена и звучит реже, чем того заслуживает. А еще вспомним «Мастера и Маргариту», один из первых после публикации булгаковского романа его перевод на язык музыки. Свою симфонию-фантазию Андрей затем расширил по просьбе Бориса Эйфмана, и тот поставил на эту музыку балет «Мастер и Маргарита», с успехом показанный в разных странах.

Дерзновенность и решительность проявлялись у Петрова не только в выборе тех или иных сюжетов, но и в интонационно-ритмическом, тембровом наполнении самой музыки. Взять хотя бы «визитную карточку» композитора – песню «Я шагаю по Москве» на стихи Геннадия Шпаликова: ее мелодическая формула (подсказанная, как признался композитор, бибиканием столичных таксистов) есть абсолютное открытие! Она не менее рельефна и самобытна, чем самые оригинальные мелодии второй половины ХХ века, такие, как песня «Битлз» «Yesterday» или сочиненная Фрэнсисом Леем тема из фильма «Мужчина и женщина». Песня же «А напоследок я скажу» на стихи Беллы Ахмадулиной из фильма «Жестокий романс» – такая типично цыганская и в то же время необычная: ее открывает мелодическая фраза, казалось бы, заключительная, резюмирующая, а в действительности – таящая стимул для последующего разворота. Или еще одна любимая мною мелодия, «Наша песня не кончается» («Под задумчивыми кленами, под Ростральными колоннами…») на стихи Льва Куклина с ее капризно, непредсказуемо катящимся напевом. Тут полно проявилось свойство, роднящее Петрова с его предшественниками Дунаевским и Соловьевым-Седым и отсутствующее у большинства современных песенных композиторов: развитое гармоническое чувство. Разнообразием, естественностью, прихотливой красотой аккордовых последовательностей в аккомпанементе во многом обусловлены изысканность и свежесть мелодики. И еще одна песня, по поводу которой как-то пошутил Артемий Троицкий: «Кто сказал, что рок-н-ролл родился в Англии? Он родился в СССР, в фильме „Человек-амфибия“». Троицкий имел в виду петровский шлягер «Нам бы, нам бы, нам бы всем на дно», и у шутки его – вполне серьезные основания.

Нужно ли огорчаться, если произведение, рожденное в творческих муках, в преодолении естественных или искусственных препятствий, всеми воспринимается так, словно оно всегда существовало в каких-то отдаленных сферах, а композитору лишь выпало его расслышать и зафиксировать? Конечно, огорчаться не надо. Подлинные обстоятельства появления на свет того или иного опуса существенны для автора, для историков искусства. Бытует же произведение искусства (разумеется, подлинного искусства) безотносительно к тому, где, когда и как оно возникло. Пережив пик популярности, оно не исчезает из людской памяти и через какое-то время может оказаться заново востребованным. С музыкой Петрова так было и будет.

Когда вспоминаешь, когда и где ты познакомился с Андреем Петровым, – путаешься, потому что знакомство с таким человеком происходит гораздо раньше, чем ты знакомишься с ним реально: он везде, он звучит, он – мостик между одним счастьем и другим счастьем…