– Да, има, нам нелегко будет, но мы победим. Потому что не мы нападаем, на нас нападают. И это дает нам право для решительных действий.

Пока мать подавала на стол еду, Аллан вошел в комнату отца, чтобы удостовериться, что с отцом все хорошо. Да. Тут смертью не пахло. Отец хоть и прерывисто и тяжеловато дышал, но румянец на щеках говорил сам за себя. Умирающие не бывают румяными… Отец спал…

Аллан вошел в комнату, куда мать определила раненого крестоносца. Парень уже проснулся. Он испуганно посмотрел на Аллана. Он же помнил, что именно этот человек спускался в ущелье и помогал выбраться иудею. А потом приказал вытащить из пропасти и самого Вито и даже приказал отправить его к себе домой на лечение. Кажется, что вошедший не имел плохих намерений, он даже улыбнулся слегка Вито. Потом постучал себя в грудь ладонью и сказал:

– Я – Аллан. – И показал пальцем на Вито.

– А ты?

Крестоносец моментально понял, о чем спрашивал его Аллан и ответил, показывая на себя здоровой рукой:

– Вито! Вито!

Аллан подошел к раненому парню и подал ему руку. Тот в ответ подал свою здоровую руку. Так они впервые пообщались. Нет случайных встреч! Всё где-то в хронике Акаши расписано по пунктам. Если бы знал Аллан, как много раз будет Вито жертвовать своей жизнью ради его спасения, он бы улыбнулся, вспомнив, как сомневался, спасать ему раненого крестоносца или нет.

У Аллана не оставалось уже и минутки, чтобы навестить свою любимую Лею. Он тут же утром поспешил в порт. Однако отца успел повидать. Хадас пришел в себя. Он был еще слаб и едва нашел в себе силы улыбнуться сыну. Разговаривать Хадас еще не мог, грудь болела. Аллан понимал, что отцу интересно узнать исход битвы. И он рассказал, как потерял из виду отца во время боя, как нашел его в ущелье без сознания, всего окровавленного. Что он принял на себя командование отрядом после ранения отца. Потом рассказал отцу, как они похоронили крестоносцев, и что отряд принял решение поджечь флот крестоносцев. Что к утру отряд очистил от трупов пирс и сгорели все до единого парусника крестоносцев.

– Сынок, спасибо тебе! Ты заменил меня, не растерялся. Проявил себя как настоящий мужчина. Я тебе хочу отдать план пещер, которые находятся вдоль побережья от пирса вплоть до крепости крестоносцев.

Хадас говорил тихо, он боялся напрягаться. Сил не было. Он шепотом продолжал:

– В той комнате, где у нас тайник с оружием, лежат планы всех пещер на побережье. Завернуты в черный плащ. Слева. Иди возьми их. Они тебе пригодятся.

– Папа, я тебе хочу сказать что-то важное. Надеюсь, ты меня поймешь.

Хадас слабо пошевелил рукой, показывая знаком, что слушает сына.

– Пап, когда я спускался в ущелье, где ты лежал без сознания, там было еще двое крестоносцев.

– Да, я догонял их, и они свалились прямиком в ущелье. И я не удержался. Бежал, не глядя. Вот и свалился. И там я прикончил одного и ранил другого, а потом и сам потерял сознание. А второй, которого я ранил в руку, махал саблей и хорошо, что не смертельную рану мне нанес.

– Так вот, мы вытащили из ущелья того, который остался жив. Папа, ты бы видел, как он плакал и просил его спасти. Он повторял слово «мама» несколько раз. Я пожалел его и забрал к нам домой. Он ранен, у него поломана нога. Сейчас он в соседней комнате.

Хадас вытаращил глаза, он бы хотел что-то на эмоциях выпалить, но боялся, что снова откроется рана на груди. Поэтому только смотрел на сына и удивление читалось в его взгляде.

– Папа, я не мог его бросить, а тем более – убить. Когда идет сражение, другое дело. А так, когда он лежит передо мной раненый, совсем молодой мальчишка, плачет, и весь в крови. Это не по-человечески.