И была у неё тайная надежда, что полюбит её Илья, и будут жить они как положено мужем и женой. Да может Бог даст, дети пойдут. А то муж-то бесплодный был, потому и пил да её бил. Это ему в городе лекарь сказал, а то поначалу Фросю пытал, что не рожает. А как из городу вернулся, так запил крепко, и всё того доктора словами матерными крыл, будто он во всём виноват. А ребёночка Фросе, ох, как хотелось. Хоть и поздно по местным меркам, но на всё воля Божья. И Фрося неистово молилась.


***

Марфа открыла глаза:

– Батюшки, день на дворе, а я всё сплю. Да и то – спешить некуда.

С тех пор, как живёт она в этой глухой деревне, время будто остановилось. День похож на день. Ночь на ночь. Одна она и днём, и ночью. Порой, какая- то неясная тоска подступит к душе, и начнёт душа беспокоится да маяться. Но верное средство знала она от тоски той – это книга заветная. Откроет её с мыслями об одиночестве да тоске, а там строчки всплывают – ответ дают. Но вот что-то странное в последнее время говорить та книга стала. Вот вчера фразу непонятную сказала:

–Радуйся своему одиночеству, скоро ему конец придёт, да много горя принесёт.

Вот и понимай, как хочешь. Чему радоваться? Одиночеству? И чего бояться?

–Да ладно, вот управлюсь по хозяйству – поговорю с ней ещё, – подумала Марфа о своей книге. Вспомнила сегодняшний сон. Да и сон ли это? Скорее воспоминания об отце, о доме. Эти мысли доставляют ей боль. Ну, значит так должно быть. Видно Судьба у меня такая. А о батюшке молиться буду, чтоб здоров был, да меня простил.

И Марфа зажгла лампадку перед иконой. Хоть заставляла она себя ежедневно молитву творить по утрам да вечерам, но не было благодати в душе от молитв тех. Вот разве что за батюшку. А так скорее машинально крестила лоб да шептала: «Отче наш…».

Зябко кутаясь в цветастый платок – подарок деда Ивана, Марфа обошла дом. Хоть и не большие хоромы, да светлые, уютные. Прибралась, растопила печку. Налила себе чаю, села к окну, а мысли снова унесли её в родной город, в родной дом…

И вспомнила, как после той встречи с чудной женщиной, стала она совсем другой. И чувствовала себя как-то странно. Будто всё она знает наперёд. Слышит мысли людей, видит их недуги. А началось всё с кухарки. Дородная молодая женщина служила у них на кухне. Готовила вкусно, весёлая да ласковая, а главное – аккуратная была. Вот уже второй год она приходила к ним каждый день и стряпала на кухне, сама и за продуктами ходила. Впервые был так доволен прислугой Илья Петрович.

– Не ворует и готовит сносно, – поговаривал он, но по всему было видно, что он очень доволен.

Так вот, однажды Нина зашла на кухню за чем-то, уже и не помнит. Посмотрела она на Таю, их кухарку, которая что-то помешивала в большой кастрюле на печке, и вдруг видит, что у той в животе ребёночек. Маленький такой, калачиком свернулся. А живота вроде ещё и нет. Подошла она к ней и говорит:

– Ребёночек у тебя будет. Ты уж береги себя.

Та за живот руками схватилась, неужто видно, срок-то ещё не велик.

– Да не видно ещё. И не бойся, отец тебе из-за этого в месте не откажет, будешь у нас работать, пока сможешь, до самых родин, – и ушла.

Долго не могла прийти в себя Тая.

А потом и пошло. Идёт по улице – шумно от мыслей людских. А порой и смешно. Вон та девица ступает важно, а в голове: «спину держи, голову выше» – видать маменькины уроки повторяет.

А вон ямщик на козлах горюет:

–Эх, неудачный день сегодня. И клиентов нету, и денег нет. Ни выпить, ни жене лекарства купить. Может на другую улицу переехать?

– А вы к вокзалу езжайте, там сейчас поезд подходит. Вот и будет работа, – сказала Нина.