– Мам, я не настолько голодная, подожду, давай тебе помогу.

– Леночка, ты надолго? – осторожно поинтересовалась мама, когда пирог был поставлен в духовку.

– Во вторник обратно, мне вечером на работу, – с улыбкой произнесла Лена.

– У тебя все в порядке?

Ленка понимала мамины вопросы, дочь, которая уже почти год глаза домой не казавшая, вдруг ни с того ни с сего взяла и приехала.

Подошла к матери, сидящей на табуретке у стола, обняла сзади за плечи:

– Нормально у меня все, не переживай, соскучилась, вспомнила, как в детстве болела, а ты меня лечила, барсучий жир заставляла пить, противущий, где только брала, – скорчила рожицу Ленка.

Мама положила свои руки поверх Ленкиных и улыбнулась таким воспоминаниям:

– Так это из деревни присылали, у родителей сосед охотник был. Ты же болела часто, ангина гнойная два раза за зиму, с высокой температурой. Помню один раз плакала, что болячки всегда тебе достаются, а Серёжка здоровый, как конь.

– Так он и сейчас такой, – усмехнулась Ленка.

– Да где там, похудел, приезжали две недели назад с Ларисой, та опять на какой – то модной диете, – печально поджала губы мама, – ей-то конечно, как фитнес тренеру надо быть худой, а Серёга же мужчина, ему хорошо питаться положено.

– Все, мать оседлала любимого конька, – произнес со смешком вошедший в кухню отец, – везёт Лариске, артрита не будет, ей мама наша хорошо кости промывает.

– Иди ты, – махнула мать рукой на отца, – чёрствый, как кора дуба, никакой заботы о ребенке.

Отец с Ленкой переглянулись и одновременно прыснули со смеху. Ребенок тридцати годков от роду был почти два метра ростом и около ста килограмм весом.

– Ленка, покажи коленку.

– Пап, мне третий десяток корячится, а ты меня детской потешкой дразнишь, – с упрёком в голосе произнесла Лена.

– Сереге вон уже тридцать, а мама все его мальчиком считает, – усмехнулся отец, присаживаясь на край Ленкиной кровати, – возраст – это просто цифра в паспорте, для нас вы всегда будете детьми.

Ленка заняла сидячее положение и обняла отца. Он в ответ стиснул ее в крепких объятиях, поцеловал в макушку.

– Как ты, детка? – спросил тихо.

– Живу, или пытаюсь жить, – пробормотала ему в грудь Ленка, – больно.

– Жить надо, дочь, даже если очень больно. Вся жизнь человека – это боль, он через боль рождается и с болью умирает. Ее не избежать. Можно перетерпеть, со временем она притупится.

– А можно жить без привязанностей, тогда не будет больно, – оторвалась от отцовского плеча Ленка.

– Это не жизнь, а существование. А существование – это удел слабаков.

– Значит я слабачка и трусиха, боюсь, что снова будет больно.

– Мужик что ли на горизонте появился? – сощурив глаза, произнес отец.

– Нет, – произнесла Лена, подтянув колени к груди и обхватив их руками, – дело не в мужике, мне работу предложили. В семье, там с ребенком проблемы, ДЦП. Ее мать бросила, бабушка занималась воспитанием, но умерла около месяца назад.

Лена договорила и в темноте комнаты воцарилась тишина.

– Ты же уже для себя все решила, – с мягкой улыбкой произнес отец, – благословения нашего ждёшь?

– Поддержки наверное, что поступаю правильно, что имею право воспитывать чужого ребенка.

– Чужих детей не бывает, – мудро заметил отец, – может ты единственный шанс этой девочки на приемлемое существование. Не дрейфь, Ленка, мы с тобой, – щёлкнул по носу дочь.

– Спасибо, пап, – пробормотала Ленка, закутываясь в одеяло.

Лена к опрометчивым поступкам склонности практически не имела, поэтому решение, что пойдет работать к Волину, никому объявлять не стала, мало ли, вдруг он кого другого нашел на роль няни, а тут она со своей устаревшей кандидатурой. Вот из этих соображений Ленка вернулась в ресторан, полагаясь на судьбу, приедет Артем Николаевич с дочерью, значит никого не нашел и тогда быть ей в няньках у барина, а нет, найдет что-нибудь ещё. Время ее работы здесь подошло к концу.