Блуждали в потемках, всматриваясь в кромешную ночь. После долгих виляний по указанному нам на ломаном английском «маршруту» набрели наконец на какой-то мотель под кодовым названием «Под пихтой» или что-то вроде того. Цена оказалась приемлемой. Марина договорилась о размещении для себя и своих детей. Я, как человек по-походному настроенный, собирался поставить палатку и окунуться в лоно природы. Владлен и Зинаида решили ночевать в микроавтобусе, притом что первый имел с собой хотя бы спальный мешок, вторая же не имела при себе даже куртки на холодное время суток. Впрочем, судя по тому, как Зинаида капитально устроилась на задних сиденьях (я бы даже сказал, вросла в них), выходить из автомобиля она не собиралась до самой Москвы. Надо отдать ей должное, на всех остановках до сего момента ни в туалет, ни в столовую она свой пост не покидала, так что мы уже в шутку развивали импровизации на тему, не везет ли тетя Зина золотых слитков в своих огромных баулах. Ответ, скорей всего, был до тривиальности прост: Зинаида (как, наверное, и каждый из нас) не хотела тратить деньги и настроилась на марш-бросок Берлин – Москва.
На остановке «Под пихтой» тете Зине нежданно-негаданно повезло: в четырехместном номере, который сняла Марина, еще оставалась одна незанятая кровать, на которой Зинаида после уговоров и некоторого колебания все-таки решилась разместиться, сменив свой вертикальный пост на горизонтальную дислокацию.
Ранним утром она первая постучала в окно машины, разбудила Владлена и водворилась на оккупированном ею сиденье. Надо сказать, что из-за близости к дороге и часто проезжающих по ней машин ни я, ни Владлен толком не выспались. Краткий неполноценный сон на неудобных сиденьях помял водителя еще больше, и он при всей присущей его характеру жизнерадостности все же не мог сдержать зевков. Даже «нелегальный» утренний душ в съемных апартаментах не добавил в его внешний вид свежести. Зинаида, напротив, была в наилучшем расположении духа и вразрез присущей ей молчаливостью словоохотлива. Как только пассажиры расселись по своим местам и «дело сдвинулось таки с мертвой точки», настроение ее улучшилось, так что она вежливо поинтересовалась у водителя:
– Ну что, Женька, хорошо хоть выспался?
Вдоволь посмеявшись, поглядывая в зеркало заднего вида на недоумевающее лицо Зинаиды, Владлен вынужден был признаться:
– Может быть, Женька и хорошо поспал, а я вот как-то не очень. Машины шныряли туда-сюда, какие-то люди постоянно разговаривали. Разве что горизонталь слегка мозги вправила.
Слово не воробей, приклеится – не оторвешь. С этого момента Владлен стал для нас Женькой. Это имя отражало во многом безалаберный, но все же бодрый, жизнеутверждающий характер нашего попутчика в большей степени, чем архаичная увесистость исторической аббревиатуры.
Интересно, существуют ли прецеденты в мировой истории, когда имена вождей и названия событий мутируют в имена: Юргоз (Юрий Гагарин облетел Землю), Валтерперженка (Валентина Терешкова – первая женщина-космонавт), Кукуцаполь (кукуруза – царица полей), Лапандальда (лагерь папанинцев на льдине)? Наверное, только носитель русского языка советской эпохи был расположен к такого рода игрищам, вплоть до революционного переиначивания самой сути языка.
Падок народ до всяких псевдоновшеств и сейчас. И если девяносто лет назад это были имена революционеров, то теперь им на смену пришли всякие англоязычные словечки вроде «девайсов» и «гаджетов». Заметил эту особенность и во многих странах, в частности на территории бывшей ГДР. Сюда незамедлительно после объединения с ФРГ вместе с новыми веяниями и чаяниями пришла и новая мода на красивые названия. Новоиспеченные «сограждане» принялись давать детям по-настоящему прогрессивные имена, взятые из американских сериалов, вроде Джессики, Мелани, Джона, Тимоти и иже с ними. В комбинации с немецкими фамилиями и в немецком же окружении эти имена звучат абсолютно нелепо. «Чем бы прогрессивный родитель ни тешился, а дитяти придется плакать», – по-своему интерпретировал я поговорку.