Андрей Валентинович очень внимательно выслушал меня; он кивал, улыбался при виде того, как я нервничаю и заикаюсь. В конце моего монолога он одобрительно похлопал меня по плечу, мягко улыбнулся и сказал: «Иди, Ваня, иди, Настя уже ждёт тебя. Негоже молодым людям опаздывать на свидания».

Действительно, Настя уже ждала меня. На третьей скамейке, как и договаривались. При виде меня она вскочила, потом села, поправила подол коротенького розового платьица. Я подошёл к ней и зачем-то поклонился. Она не смогла сдержать улыбки, я улыбнулся ей в ответ своей глупости. Обстановка более или менее разрядилась.

– Вань, привет.

– Я… – начали мы в голос, переглянулись и захохотали!

Она смеялась так звонко, игриво и задорно, что не смеяться с ней вместе было просто невозможно! Я присел к ней на скамейку, и мы хохотали добрых пять минут. Это были самые счастливые минуты за сегодняшний день, а, быть может, и за всю мою никчёмную жизнь. Забылось всё плохое: задиристые соседи, ночные побои в туалете, постоянное недоедание, даже отсутствие родителей в тот момент меня как-то не особо огорчало. Мне просто было хорошо с ней. Вот так вот вдвоём сидеть на третьей скамейке и хохотать над чем-то, одним только нам известным. Наконец, мы оба успокоились. То ли испугались, что кто-то услышит наш звонкий смех, то ли исчерпали весь запас смеха на сегодняшний день. Странно, но мы перестали смеяться одновременно. Просто замолчали оба и всё.

Молчание затянулось. По Насте было видно, что она крепко задумалась, сведя брови на переносице и судорожно барабаня пальцами по коленкам. А я не смел нарушить это молчание и прервать её мысли. Я чувствовал, как ей тяжело начать первой, как нелегко на это решиться. Но всё-таки понимал, что сделать это должна она, иначе, зачем же она меня сюда позвала?

Наконец, Настя глубоко вздохнула, видимо, собралась с мыслями и начала разговор так:

– Вань, на самом деле, я позвала тебя сюда, чтобы попрощаться.

– Попрощаться? – не понял я.

– Да, именно так. Я знаю, что подслушивать нехорошо, но как-то раз, вечером, проходя мимо кабинета Андрея Валентиновича, я случайно услышала его разговор с какой-то женщиной. И, похоже, она хочет забрать тебя к себе.

– Странно, а почему именно меня?

– Насколько я поняла из их разговора, она посмотрела какую-то передачу, которую снимали про наш детдом, и ты ей очень сильно понравился!

Действительно, недавно один из центральных каналов сделал репортаж про наш детский дом, в котором показывались наши жилищные условия, ну и, конечно же, мы, дети. Помнится, я тогда ещё прочитал стихотворение собственного сочинения про маму, про то, как я её люблю и хочу быть рядом с ней. Видимо, эти строки и запали в душу той самой женщины.

– Но… Это так неожиданно.

– Вань, да что ты! Это же просто чудесно! Наконец-то ты обретёшь свою семью, свой дом, ты будешь самым счастливым человеком на свете!

Непонятно, какие чувства переполняли меня в тот момент. С одной стороны, и радость, и таинственное ожидание чего-то нового (вот оно: предвкушение чуда!), но, в то же время – тихая грусть и какая-то необъяснимая пустота. Возможно, от осознания того, что совсем скоро потеряю Настю и Андрея Валентиновича…

– Вань, ну ты что, совсем ни капельки не рад? – спросила Настя, увидев тревогу в моих глазах.

– Почему же? Я очень рад! Только вот как же… ты, – чуть ли не выдавил я из себя.

Настя поняла, что я хотел сказать. Она тяжело вздохнула и достала из кармана своего платьица цветочек, сделанный из розового, белого и зелёного бисера размером со спичечный коробок. Бисеринки красиво переливались на солнышке.