Неизвестно мучил ли ворону какой—либо вопрос. Одним прыжком она взобралась на небольшой выщербленный камень, очевидно лежащий на этом месте от сотворения мира, и начала внимательно рассматривать ребе, поворачивая и наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. На ребе это движение произвело какое-то гипнотическое воздействие, и он тоже в такт вороне начал поворачивать и кивать головой. Между ними установился какой-то сдержанный бессловесный контакт. Шломо почувствовал, что ворона понимает речь, но заговорить с ней не решался. И тогда, заговорила… ворона.
– Ну чего ты, Шломо, разорался? Это тебе не ярмарка и не синагога, и ты тут не кантор. Молился бы себе потихоньку, а кричать то зачем?
Ребе так и застыл на месте. Он был не в состоянии определить источник звука. Несомненно, ворона что-то говорила, но на своём птичьем языке. А перевод звучал у него прямо в голове плавно и синхронно, да и голос был ему знаком, так зачастую его выговаривала старая Хана, мать его жены, мир праху её. Хотя ребе покойную тёщу недолюбливал, это был тот самый случай, когда будешь рад любому голосу.
Шломо присел на корточки, чтобы лучше видеть и слышать собеседника.
– А позвольте узнать, любезная птица – ребе не был уверен ворона ли это или очередное воплощение сатаны – это вы от себя говорите или это моя тёща через вас вещает?
– Ворона чуть не каркнула от возмущения, но вовремя поперхнулась.
– Тебе, Шломо, следовало бы знать, что я вовсе не какая-нибудь птица, а ворон вещий Гамаюн. И о тебе, ребе, я давно всё знаю. Я, можно сказать, жду тут тебе уже полсотни лет. Через меня, Шломо, Господь вещает. Что же до твоей тёщи, то хоть она была и бойка на язык, и умела вставить словечко, где надо и где не надо, так ведь ума в ней большого не было. Всё что она знала так это дорогу от дома до базара вместе со всеми базарными сплетнями, да и дочка недалеко от неё ушла.
– А об этом не тебе судить – ребе обиделся и вступился за жену – вы вороны одиночки и самолюбцы, а людям положено жить парами и заботиться друг о друге. Ибо Господь повелел, чтобы оставил человек отца своего и мать свою и прикрепился к жене своей, и будут они одна плоть, а рабби Акива пояснил, что когда Господь создавал женщину из состава ребра Адама, его больше заботила форма, а не содержание. А рабби Иосиф Каро добавил, что когда мужчина смотрит на женщину, то должен понимать, что Бог ему дал не то, что он бы хотел, а то, что он может взять, не ущемляя себя. А великий Баал-Шем-Тов пояснил, что, если жена твоя не царица Савская, так и ты ведь не Соломон, умей жить с тем, что есть и не распаляй себя напрасными мечтаниями.
– Ворон внимательно выслушал ребе и с расстановкой произнёс.
– Да, я вижу, ребе, что ты человек умный и образованный, и мне будет приятно с тобой беседовать, а что до жены своей, то вряд ли ты её когда-нибудь увидишь.
– Это почему же!? – всерьез обеспокоился Шломо, который, несмотря на всё происходящее, в глубине души был совершенно уверен, что вскоре вернётся домой.
– А тебя, Шломо, Всевышний выбрал для великой миссии.
– А почему меня!? – Шломо вспомнил слова Великого Магида, услышанные им под небесами, и содрогнулся.
– Когда Богу что-нибудь надо, он выбирает не тех, кто хочет, а тех, кто может. Ты думаешь, я всегда был вещим Гамаюном?
Всё ещё не пришедший в себя ребе был не в состоянии произнести ни слова. Ворон посмотрел на него и продолжил.
– Я был просто вороном, вожаком стаи. Однажды почувствовал в себе силы необыкновенные, поднялся высоко, туда, где воронам летать не положено, вот меня и приметили.