Мы сунулись было по одной из улиц, но горячий воздух отбросил нас обратно. Оглядевшись кругом, мы подалась в другую сторону, где было меньше огня.

Солдаты валились с ног. Мы полагали, что в городе стоят войска, что здесь на крутом берегу выгодная линия обороны. Мы думали, что нас здесь встретят, дадут отдохнуть и, конечно же, накормят. А потом уже пошлют на новую точку обороны. Кроме небольшого запаса хлеба и сухарей у нас с собой ничего не было.

Мы никак не рассчитывали, что в таком большом городе мы будем одни, что город брошен, что нам нужно снова идти и искать себе дорогу. До сих пор у нас была надежда и уверенность, что нам нужно только добраться до Ржева. Все свои силы мы рассчитали и истратили на этот переход.

Но где мы разошлись с немцами, почему они не обстреляли нас при подходе к городу? Возможно, нас укрыла темнота? Возможно, они нас приняли за своих, за взвод немецких солдат, спокойно шагавших по дороге к берегу Волги…

Мы были последним взводом солдат, прошедшим по горящим улицам Ржева.

Пройдя несколько километров по открытой местности, мы оказались у развилки дорог. Прямая и мощёная уходила на восток к Старице. А другая, грунтовая улучшенная, шла на север в направлении Торжка.

Пройдя ещё с километр, солдаты остановились. Мы со старшиной шли сзади, и я ускорил шаг, чтобы выяснить, в чём там дело.

В канаве у дороги лежал убитый солдат. Это был первый мертвый, которого мы видели. Он был в солдатской шинели, без оружия, лицо его успело значительно потемнеть. От него шёл слабый запах мёртвого тела. Мы прекрасно знали, что идём по дороге последними. За нами следом могли идти только немцы. Но копать могилу для убитого никто из солдат не хотел. Отрыть могилу, засыпать тело землей, отдать погибшему солдату последний долг каждый был обязан. Так рассуждал я. Я стоял, ждал и смотрел на своих солдат, умудренных опытом жизни, и молча ждал их ответа. Если однополчане и товарищи по оружию бросили его в канаву у дороги, то почему идущие сзади чужие солдаты должны подбирать и хоронить убитых и павших от ран?

Дорога на север всё время забиралась вверх. Она уходила от нас к горизонту. Ржев, как я помнил, стоял на отметке 158 береговой полосы, а дорога на север переваливала водораздел, где брали начало небольшие притоки Волги. Торжок находился на той стороне водораздела.

От Ржева, считай, мы отошли километров двадцать, солдаты поглядывали на меня, не сделаю ли я привал. Дорога делала крутой поворот, мы обошли небольшое болотце и за бугром показались крыши домов. Как я после узнал, это была деревня Зальково.

Небо было ещё светлое, но ясный солнечный день был на исходе. И в это время на бреющем полёте из-за леса прямо на нас вывалили немецкие самолёты. Мы услышали низкий раздирающий рёв моторов и в первый момент не разобрали, сколько их было.

Посыпались бомбы, послышалась стрельба из бортовых пулемётов.

Взрывы легли вдоль дороги. Крупнокалиберные пули резали и кромсали землю вокруг, повсюду летели клочья травы. Первые несколько взрывов рассеяли наших солдат по полю. Они разбежались, как зайцы, и все залегли. Мы со старшиной тоже отбежали и легли за кустами. Самолёты прошли над дорогой, развернулись на обратный курс. Теперь они искали, где мы спрятались. Дорога опустела.

– Смотри, старшина! Немцы летают в потемках! Аэродромы у них где-то совсем недалеко!

Немцы с рёвом прошли над дорогой и ушли в сторону леса. Пока солдаты собирались и выходили к дороге, стало совсем темно. Проверив, все ли живы и все ли на месте, мы тронулись дальше. До деревни было совсем недалеко.