Ночью, лёжа в своей холостяцкой кровати, Алексей не мог уснуть, ситуация с Панченко никак не выходила из головы. Получается, что внук, сделавший многое для сохранения памяти о войне и восстановления истины и имён погибших солдат, ответил жизнью за грех деда. Кто придумал такой хитрый гамбит? Бог? Сатана? Или странная в своей сущности вселенская справедливость таким образом убирает самых совестливых, безучастно глядя на бесчисленное множество спокойно здравствующих злодеев? Ведь, по сути, Вячеслав не имел никакого отношения к поступку деда. Тогда почему он решился открыть окно? Совесть? Господи, что за вредное чувство! Нужна ли она человеку, если способна убивать не хуже снаряда или пули? Но почему-то сгрызает только тех, кто привык считаться с моралью и собственными представлениями о справедливости. Многие живут без неё – и ничего, особо не переживают. Получается, что совесть – это дар Бога, превращённый Сатаной в ловушку? Как выдержать испытание ею? И какая награда ждёт тебя в конце? Вечная проблема выбора… Но ведь совесть – это ориентир, маленький огонёк маяка в океане безучастности и равнодушия. Потеряв её, мир окончательно рухнет, превратится в ад. И тогда животное начало человека возьмёт верх, превратив его в дикого зверя.

Покрутившись до полуночи, мужчина встал, прошёл на кухню и налил в стакан водки. Залпом выпил, помянув невинную душу, закусил куском хлеба с колбасой и вернулся обратно. Проверенный метод иногда помогал привести нервы в порядок после сильной встряски.

– Нарыл что-то по нашему лётчику? – на утреннем совещании Путилов зевнул и посмотрел на Смирнова.

– Ничего нового, товарищ майор, – поднялся тот со стула, – накопленный стресс от постоянного соприкосновения с прошлым. Вот нервы и не выдержали.

– Господи, – начальник отдела закатил глаза, – откуда такие малахольные берутся? Вот на хрена из окна прыгать да ещё в моём районе? Надоело жить – откопай себе снаряд и молотком по нему постучи. Быстро, дёшево и без следов. Я прав, лейтенант?

– Так точно!

– Молодец, что хоть это понимаешь, – буркнул Путилов. – Вечером закончишь писанину, а сейчас ноги в руки и бегом на Посадскую, двадцать восемь. Там на почве ревности жена мужу то, что пониже пояса, оттяпала кухонным ножом.

Садясь в машину, Алексей тяжело вздохнул. На обратном пути нужно будет заехать на кладбище, отвезти цветы Вячеславу…

– Сэр, – старший помощник постучал в каюту капитана, – к вам вахтенный матрос Том. Только, по-моему, он не в себе. Может, сразу к доктору?

– Зови уж, всё равно разбудил. – Худощавый пожилой мужчина протёр рукой сонные глаза, вставая с застеленной кровати, на которую недавно прилёг вздремнуть, окончательно устав от бессонной ночи.

Рассвет только вступал в свои права, белым туманом расстелившись над ещё спокойным океаном. Пройдёт совсем немного, и яркое солнце заставит висевшие в воздухе мелкие капли подняться вверх и раствориться, обнажив такое привычное ярко-голубого небо. Но пока, мерно гудя мотором, судно не спеша двигалось в белом облаке, полагаясь больше на зрение и слух вахтенного, чем на нехитрые приборы.

Встав возле иллюминатора, капитан бросил взгляд на стол, посреди которого была полупустая бутылка виски; накануне он выпил несколько бокалов, отмечая с помощником последний рейс «Алантуса».

– Какая короткая жизнь оказалась у нашего деревянного парохода, – вздохнул капитан. – Два года и всё, в утиль.

Ещё сотня миль, и поздно вечером судно навсегда отшвартуется в Бостоне, чтобы уйти на покой, превратившись в груду списанного металлолома вперемешку с пропитанными морской солью досками. От этого было тошно на душе, хотелось окончательно надраться, чтобы выбить тоску из головы, утопив любовь к совсем не старой и ещё крепкой посудине в крепком ароматном напитке.