– Моим не говори, что встречались, – перед смертью попросил бывшего друга Павел. – Пусть для них я всегда буду живой.

– Хорошо, – кивнул Алексей.

Он мог спасти своего друга, пусть даже вступившего на коварный путь наёмника, но сердце, всё ещё помнящее босоногое детство, молчало, забитое кровью погибших солдат, которые ещё совсем недавно сидели за школьными партами, мечтая о взрослой жизни.

После того как эхо автоматных очередей затихло, потревожив вечернюю тишину, яму, куда были сброшены тела, засыпали при помощи бронетранспортера, резво покрутившегося над убитыми.

Мерзость этой войны заключалась в особой жестокости, массовом предательстве и каком-то необъяснимом стремлении к наживе с обеих сторон. Одни убивали и грабили соседей из-за того, что те были другой национальности или верили не в того бога. Другие бойко продавали оружие и секреты, не заботясь о том, сколько смертей это несет своим же товарищам. Третьи ловко зарабатывали миллионы на мифических поставках или торгуя политическими дивидендами. Огромной стаей падальщиков вся эта братия кружила над разрушенными домами, над тысячами трупов, над безудержным человеческим горем, вытаскивая для себя жирные куски. Большая же часть населения некогда большой страны была занята банальным выживанием, и её меньше всего интересовало, что где-то кипели бои, рвались снаряды, лилась кровь.

За всей этой суетой вдруг исчезла человечность, сделавшись чем-то неестественно-неудобным, словно из другого мира. На смену ей приходили другие ценности, лишённые добра, сострадания, милосердия.

– Водку с соком будешь?

– Не люблю я эту оранжевую хрень! Лучше уж чистый продукт.

– Извиняйте, барин. Видимо, вы зажрались. – Сергей, худощавый невысокий парень с юношеским пушком на лице, налил водки в треснутую фаянсовую кружку и протянул товарищу.

Саша, такого же возраста брюнет с зелёными глазами, молча взял, залпом опрокинул в рот и, поморщившись, шумно занюхал рукавом. Отдышавшись, хлопнул себя по животу:

– Хоть бы закусить чем, а то сколько можно просто бухать?

– Здесь, кроме дохлых крыс, ничего нет. Хочешь, поджарю специально для тебя парочку? Хотя нет, апельсинку видел, – правда, она уже зелёно-голубой плесенью покрылась, но могу отшкрябать.

– Да пошёл ты. – Саша вытер грязной рукой усталые глаза.

Выпив, ребята долго сидели молча, обдумывая своё незавидное положение.

– Хуже нет, как ждать и догонять, – прервал тишину Сергей, раздражённо хлопнув себя по коленям.

– Ничего, дождёмся, недолго осталось. – Саша высморкался прямо на заваленный всевозможным мусором пол. Грустно улыбнулся: – Эх, сейчас ступу Бабы-яги или воздушный шар – да убраться отсюда поскорее.

– Ага, размечтался, ты ещё вертолёт попроси, фантазёр. Забудь про сказку, никто сюда не придет.

Скрипнув зубами, Сергей обречённо качнул головой:

– Представляешь, меня не покидает мысль, что всё происходящее с нами – какой-то дикий сюр, не имеющий отношения к реальности.

– Ага, – согласился товарищ, – может, мы просто в матрицу попали, а на самом деле дома, на диване валяемся.

– Задолбало всё. Бездельничаем, прямо как на курорте, – воды только не хватает.

– А ты был на море?

– Нет, – Сергей дернул плечом, – у родителей вечно денег не было, поэтому всё лето торчал у бабушки в деревне – на натуральном молоке и мясе.

– Не будем о еде, и так желудок ноет. Заняться бы чем. – Саша покрутил головой, надеясь разыскать что-то, способное привлечь внимание.

– На вот, Киплинга почитай, классно дядька пишет, хоть развеешься. А на ночь я тебе колыбельную спою, – хмыкнул Сергей, отряхивая полуобгоревшую обложку.