– Смотрите, – Вася взял из ведра один гвоздь и, уперев его в стену, одним пальцем надавил на шляпку.

Гвоздь вошёл в дерево, словно горячий нож в масло.

– Я так все доски скрепил, без единого стука. А старый забор сложил за банькой, чтобы под ногами не валялся.

– Это ты правильно сообразил, – всё ещё переваривая увиденное, ответил батюшка. – Порядок должон во всем быть. Ладно. Ты, это… Ложись, отдыхай, коли всю ночь работал. А я пойду по хозяйству немного пройдусь. Нужно и курей выпустить, и ещё кое-что сделать.

– Да, я днём стараюсь не выходить, сами понимаете, – закрывая дверь, ответил Вася и, проводив взглядом священника и закатив глаза, растворился в темноте помещения.

– Это ж надо, такая силища без дела пропадает! – сокрушался священник. – Я, значит, не знаю, кого о помощи просить, а оно – на тебе! Спасибо, Господи! – отец Николай снова перекрестился и, зайдя в дом, написал длиннющий список дел, дабы себя занять, да и незваного гостя задействовать. Грех не использовать его силу. Хоть какая-то польза от его одержимости, да должна же быть!

К дому отца Николая с воплями бежала пожилая женщина. Она вскидывала руки и истошно вопила на всю улицу.

– Помогите! Помогите, люди добрые, он её убьёт!

Но все прохожие отворачивались, так как знали, что раз в месяц после получки её зять Тихон напивался до беспамятства и гонялся за женой с топором вокруг дома. Ни беседы участкового, ни увещевания друзей и соседей не имели на него никакого влияния. После таких разговора становилось ещё хуже. Единственно, кого уважал и боялся Тихон, был отец Николай. Тот находил такие слова, что Тихон, стоя на коленях, у всех просил прощения. Но, как правило, этой беседы хватало до очередного возлияния, и всё начиналось сначала. Мужчина с ополоумевшим взглядом вновь брался за топор и крушил всё подряд, невзирая на свои обещания и клятвы, которые давал ранее. Так случилось и в этот раз: после ночного пьянствования Тихон решил выяснить у жены, с кем она ему изменяет. Хотя в деревне, кроме нескольких стариков, мужчин давно уже и не было.

– Батюшка, помоги! – раздался стук в дверь. – Убьет ведь, окаянный.

– Иду, иду, – послышался голос из открытого окна. – Когда же он так напиться-то успел? Утро ещё толком не наступило…

– Да он целую ночь пил, а к утру мозги набекрень и поехали, – ответила женщина.

Накинув на себя одежду, отец Николай поспешил на другой конец деревни, откуда доносились сумасшедшие вопли и звенело разбитое стекло.

Из-за суматохи женщина не заметила, что возле баньки за каждым её шагом и словом следил мужчина лет сорока, и, как только она с батюшкой скрылась из виду, он тоже пропал с того места, где только что находился: словно растворился в воздухе.

– Открывай, открывай, сказал! – вопил разъярённый мужчина. – Открывай, а то хуже будет!

– Отстань Тихон, не изменяла я тебе! Отстань! Я же тебя люблю! – кричала за дверями дома жена.

– Я измену за версту чую! Ты меня не обманешь! Вот доберусь, я покажу, как мужа любить надо и семью блюсти! – пьяный мужчина сообразил, что дверь никто ему не собирается открывать, и начал рубить её топором.

– Остановись! – раздался знакомый голос. – Остановись, грешник!

У Тихона дрогнули ноги, и он, развернувшись, увидел, как к нему приближается отец Николай, а за ним по пятам – тёща.

– Я… Это… – начал было Тихон.

– Опять за старое! Уж сколько мною тебе было сказано. Грешно упиваться так. Грех это и очень губительный, потому как ты превращается из богоподобного существа – в существо скотоподобное.

– Я немного выпил, – начал было оправдываться Тихон. – А она…