– Это кто здесь? Какой-то знатный вампир?

– Это наш прадед.

Давно минули те времена, когда наших родственников беспощадно убивали и истребляли осиновым колом. Что уж говорить, прадед Лидочки выглядел великолепно. Но ведь мог бы и жить старик, если бы вакцину изобрели раньше. Ногтями царапая пульт, я включил телевизор, а Лидочке принесла в стакане свежевыжатую кровь ее  служанка:

– Ещё три теракта за последние сутки произошли в Саудовской Аравии…власти обвиняют катарского шейха…

Я переключил этот бред на свою любимую мелодраму, которую снова вертели по телевизору. Лидочка велела служанке выйти, и вдвоём мы сидели при свечах, с бокалами алого вина в обеих руках. Пока её домработница перевязывала свои вены без посторонней помощи, а Лидочка потянулась за книжкой, я смотрел в экран:

– Нельзя войти в чью-то жизнь, позволить привязаться, а потом умереть…

Мощная взрывная волна отбросила меня в окно, и я почувствовал, как осколки стекла врезались в кожу на спине. Одна из стен была полностью разрушена, и я с тревогой наблюдал, как в болтающейся на петлях двери исчезла служанка. Пытаясь выбраться из-под завалов, я машинально взглянул на диван. Там сидел обугленный скелет – и ничего больше. Коврик из натуральной шкуры бурого медведя полыхал огнём, а инкрустированный постамент прадедушки разбился в дребезги. Только высушенные человеческие головы весело трепыхались на стене, вторя языкам пламени и, словно насмехаясь надо мной. Я хотел встать и уйти прочь, и, возможно, так бы и сделал, если бы не ворвались правоохранительные органы – на сей раз румынская полиция.

– Руки вверх, Граф Алукард, и не с места! Вы арестованы за нападение и теракт!

Меня выводили под руки, а у машины скорой помощи стояла замотанная в одеяло служанка Лидочки, которая строила мне рожицы. Снова закованный, сидя в наручниках и с направленными прямо в зрачки пистолетами, я клялся, что ничего не сделал. Но однажды, уже засветившись в новостях и наведя ужас на Доху, я теперь пугал наш Брашов новыми порциями экстремизма, к которым не имел никакого отношения. Полицейские, под конвоем, снова везли меня в тюрьму, угрожая побоями и расправой.

Как же мне не повезло оказаться именно у неё – своей бывшей сотрудницы, которую я так любезно совращал когда-то, а теперь её труп не могли отодрать от дивана и кремируют вместе со шкурой бурого медведя. Ах, стоило всё-таки записать номер Диабло и не теряться. Но кто бы мог подумать, что судьба так разозлится на меня и захочет расправы любой ценой и как можно скорее! Ментовский оскал самодовольно ухмылялся в зеркале заднего вида, а я смотрел на этот город и не понимал – за что? Неужели за то, что позволил себе мыслить более масштабно, чем другие?

Хотите сказать, что вампиры прокляты даже после того, как нашли способ сохранить свою вечность? Неужели мы действительно обречены? Я глядел на собственное тусклое отражение, в котором Брашов капризно мельтешил вечерними огнями, желая меня изничтожить и забыть. Но это невозможно – я ведь вечный Граф Алукард.

Соль застыла на языке, и, проглатывая её, я давился собственной слюной с кровью. Это Вам не услужливая катарская полиция и тюрьма, где меня даже кормили. В моем родном городе Брашове с заключёнными обходятся так: сперва избивают дубинками, затем усаживают на электрический стул и, наконец, по очереди оттяпывают пальцы. Менты с превеликой радостью отмутузили меня по лицу, затем, спускаясь всё ниже и отбивая внутренние органы, решили не откладывать второй этап допросов. Мое тело вяло катилось по коридору на тележке, ибо ходить я уже не мог. Казалось, что мне размолотили все кости, но на самом деле это были лишь переломы, травмы и жестокое обращение с заключённым, который, несмотря на всё это, оставался живым существом, способным скрипеть зубами и умолять о помиловании. Но мои насильники предпочли выбивать признание и продолжили пытки.