– Как зовут эту низость? – высокомерно произнес он.

– Представься! – Дернув за руку Гирнгримгрона, возмутился Драмкраурик. – Аркханес желает знать твое имя.

– А может, лучше ты меня представишь?

– Да как ты смеешь мне дерзить?!

– Он вообще-то с тобой разговаривал, а не со мной.

– Гирнгримгрон, – продолжил Драмкраурик. – Так его нарекли. Он частый гость в этих местах, и ему, похоже, яма полюбилась.

– Гирнгримгрон? Не припомню этого имени, – будто пытаясь вспомнить, говорил Аркханес, хотя помнил это имя.

– Вы заняты слишком важными делами, вам нет нужды помнить имена низших кровей.

– Что сделал этот низший аркфариец? За что его судить?

– Он не работал в шахте три восхода. Он – уклонист.

– Низший, – обратившись к Гирнгримгрону, говорил Аркханес, – это правда?

– Не совсем.

– Да как ты смеешь лгать!? – возмутился Драмкраурик.

– Я и не лгал, я просто хочу пояснить.

– Пусть продолжает.

– Я вовсе не желал уклоняться. Я добыл огромный кусок руды и обменял большую его часть на отдых. Я беззаботно отдыхал в своем жилище, принимая гостей, а иногда блуждал по просторам Аркфара. Я настолько был увлечен отдыхом, что позабыл о том, что мне необходимо отправляться в шахту.

– Значит, ты просто гулял, и в прогулках своих позабыл о работе?

– Да.

– Твои слова не имеют значения, – продолжил Аркханес. – Ты низшей крови и должен работать в шахте. Ты не явился в шахту, и поэтому ты уклонист. Ты отправишься в яму и встретишь в ней шесть рассветов Ирао.

– Зачем тогда задавать вопросы, если ответы не имеют значения?

Драмкраурик и Драмсаррос от возмущения напряглись. Аркханес был в гневе, но сдерживал себя, крепко сжимая руки, сложенные у подбородка.

– Возможно, – медленно, но сдержанно продолжил он, – ты сомневаешься в моем решении бросить тебя в яму?

– Сомневаюсь, как и прежде, – уверенно заявил Гирнгримгрон. – Мне всегда казалось это абсурдом. Ведь я могу не работать в шахте еще довольно долго, у меня для отдыха хватит пищи. Мне нет нужды кормить семейство, ведь я его лишен. Мне нравится безделье. Почему я должен работать, если могу этого не делать?

– Таковы правила. Ты низший, ты крови Гирн, ты рудокоп отроду. Ты обречен работать в шахте. И чтобы отдыхать, ты должен добывать руду. И работать ты будешь не когда захочешь, а всегда. И с этого момента за свои вопросы и сомнения ты проведешь сорок восходов в яме отрешенных.

Гирнгримгрон даже не удивился. Его увели в самую дальнюю часть покинутой пещеры, где не было узников и даже надсмотрщики страшились туда ходить. Там находилась яма отрешенных – мрачная и темная пещера, тянущаяся глубоко вниз. В одной из стен ямы была дыра, которая вела в просторное ущелье, куда проникали лучи Ирао, через трещину в горной породе Аркфариэла. Яму покинуть можно было, спустившись по крутой и высокой стене, в низовьях которой бурно текла горная река.

Туда редко отправляли узников, но если такое случалось, то им приходилось непросто, поскольку они страшились лучей Ирао. От страха им казалось, что лучи проникнут в темницу и сожгут их. Даже после заката страх не покидал узников, ведь стоило ущелью наполниться тьмой, как всюду начинали раздаваться ужасающие вопли аркфариэльских джамаилов, глаза которых светились в темноте фиолетовым цветом, когти их были острее ножей, а шерсть была черной, как самые темные недра Аркфариэла. И казалось узникам, будто в их пещеру ворвутся джамаилы и разорвут их на куски. Но Гирнгримгрон не раз уже бывал в яме отрешенных за частые уклонения от работы. Он знал, что находясь там, ни лучей Ирао, ни джамаилов бояться не стоит. Потому что и те, и другие обитают лишь за ее пределами.