В приятном затишье прошла и следующая весна. Однако примерно в середине июля полковник получил письмо, которое наполнило его новым горем. У в Штеттине него была сестра, которая была замужем за чиновником. Взаимная неприязнь, возникшая между двумя супругами, которые оба были еще очень молодыми и, может быть, рабами своих страстей, уже спровоцировала между ними несколько неприятных сцен, которые множились с каждым днем. Общий друг этих двух несчастных, опасаясь публичного взрыва их раздора, счел своим долгом сообщить полковнику о том, что происходит. Он убеждал его не терять времени и поспешить в Штеттин, потому что, как он полагал, одно его присутствие могло бы, в конце концов, примирить супругов друг с другом.

Это неприятное сообщение пришлось полковнику очень не по душе. Ему казалось слишком трудным покинуть лоно своей счастливой семьи и вернуться в мир, от ненавистного шума которого он сбежал. Правда, сердце укоряло его за равнодушие к младшей сестре, для которой он был отцом. Он чувствовал, как полезен может быть ей его добрый совет, которым он, быть может, сумеет избавить ее от той бездны несчастья, к которой она, казалось, беспечно спешит. Но, с другой стороны, он должен был на неопределенный срок отдалиться от своей нежной жены и детей. Жертва была слишком велика для него. Он долго не знал, что делать. Однако, прежде чем принять решение, он попытался повлиять на сестру письменными увещеваниями. Но подобные шаги не могли найти отклика там, где бурные страсти громко возвышали свои голоса. В ответах, которые супруги посылали полковнику, они обвиняли друг друга, и не думали примиряться. В конце концов их разногласия достигли такой степени, что сестра Альфреда, не колеблясь, покинула дом своего мужа и удалилась в загородное поместье одной из своих подруг.

Когда полковник получил эту последнюю новость, он уже больше не колебался. Он корил себя за то, что не поехал раньше, и отчасти винил себя за ошибку, допущенную сестрой. Теперь помощь нужно было оказать как можно быстрее, и, посоветовавшись с Элен, которая вполне с ним согласилась, он отправился в Прагу, откуда поспешил в Штеттин. Он уехал совсем один, оставив на защиту жены и детей честного и бесстрашного Вернера, которого он мог считать своим вторым «я» во всем, что касалось интересов его семьи. Элен, прощаясь с мужем, пришлось собрать всё своё мужество, чтобы взять себя в руки. Это было первое расставание с ним, но она умела сдерживать свое горе и выказывала его лишь тогда, когда ей было совершенно невозможно его сдерживать.

– О, любимый! – воскликнула она, проливая слезы, – Поспеши вернуться ко мне! Теперь это место покажется мне настоящей пустыней. Я буду совсем одна, если больше тебя не увижу.

Альфред попытался утешить свою нежную Элен. Был уже сентябрь, и он пообещал ей, что вернется не позднее декабря, добавив, что он сам не может желать ничего большего, чем гораздо раньше броситься в ее объятия, если это будет возможно. Но как тщетны все способы для утешения в минуту разлуки! Мы не чувствуем ничего, кроме настоящего горя, которое тяготит нас. В таком настроении будущее безразлично, надежда теряет для всех свое очарование, и остается только мука настоящего.

В первые дни после отъезда Альфреда Элен находилась в полубессознательном состоянии. Ее ум, охваченный сотней болезненных мыслей, стал восприимчив к суеверным страхам, и по вечерам она поднималась по лестнице и шла через большой зал только с тайным содроганием. Воображение, всегда готовое вызвать в памяти всё, что может повергнуть нас в ужас, удвоило свою живость, чтобы наполнить Элен страхом. Малейшего пустяка было достаточно, чтобы напугать ее; часто она вдруг останавливалась, дрожа оттого, что ей казалось, будто она услышала странный шум, или закрывала глаза от страха увидать какое-нибудь ужасное зрелище. Общество детей уже не успокаивало ее по вечерам, которые становились все длиннее. Она звала верного Вернера и кухарку Лизетт, добрую, но весьма суеверную и робкую девушку, и держала их обоих часами под предлогом того, что отдает им распоряжения на следующий день или требует отчета, что они сделали в течение дня.