Как отмечал в своей работе 1955 года Карл Шнайдер, судьба Августа Раушенбуша состояла в том, чтобы быть вовлечённым «в мучительную борьбу за веру, посреди самого поразительного взаимодействия социально-политических, культурных, философских и богословских течений в истории Германии…»55. Основной мировоззренческой дилеммой, с которой столкнулся Карл Август во взрослом возрасте, стал выбор между ортодоксальным лютеранством, стремившимся подавить любое свободомыслие, и набирающим силу немецким рационализмом. Мучительная борьба между рационализмом и ортодоксией была завершена пиетическим обращением Августа, которое произошло 17 января 1836 года56. По воспоминаниям самого Августа это обращение теологически означало его отказ от рационализма в пользу ортодоксии, а морально – осознание своей греховности. Близкие Августа были потрясены тем «пиетическим фанатизмом», с которым он отверг после своего обращения всё мирское как греховное, включая посещение театра или художественных галерей. Вплоть до своей эмиграции в Америку Карл Август, будучи вдохновлён пиетистскими представлениями о благодетельной жизни, вёл активную социальную деятельность, участвуя в организации заботы о бедных и больных, открытии детских садов и начальных школ. В сентябре 1846 года после мучительных размышлений об эмиграции в Америку, которые завершились убеждённостью в том, что такова воля Божья, Карл Август прибыл в Нью-Йорк. Он предполагал, что необъятные просторы Северной Америки станут благоприятным пространством для его миссионерского служения. Кроме того, его привлекала большая терпимость американских христиан по отношению к конфессиональным различиям внутри протестантизма. Многообразие протестантских деноминаций в Соединённых Штатах способствовало установлению более тесных связей между ними, которые зачастую перерастали в продуктивное взаимодействие и сотрудничество. Эту слабость конфессиональных границ Карл Август оценивал положительно, поскольку был убеждён в том, что Царство Божие к установлению которого призваны христиане, превосходит все границы, разделяющие их, и стремление к нему, в конечном итоге, должно привести к разрушению деноминационных различий. «Бог дал мне, ‒ писал Карл Август, ‒ свободный евангельский дух, чтобы искать и находить Его детей во всех видах деноминационных названий и форм»57. Личный опыт погружения в живое межконфессиональное сотрудничество ещё больше убедил его в том, что немецкая строгость в соблюдении деноминационных границ была не признаком христианского духа, а лишь признаком заблуждений Старого Света.

Неудивительно, что, будучи, таким образом, сокрушён «американским деноминационным фронтом»58, Карл Август решился принять баптизм. По его собственному признанию, принятие этого сложного решения не было связано ни с поиском какой-либо материальной выгоды, ни с внутренним убеждением в том, что баптизм в каком-то отношении превосходит другие американские церкви. Единственным стимулом для перехода в баптизм, по его собственным словам, было «понимание того, что я ещё не крещён, и желание, с тех пор как Господь по Своей благодати даровал мне веру, принять предписание, которое Он сам изложил в словах «Кто будет веровать и креститься, спасён будет»»59. Таким образом, обращение к баптизму, с точки зрения самого Карла Августа Раушенбуша, не означало предпочтения им одной трактовки христианства из многих других. Напротив, оставаясь в русле немецкого пиетизма и лютеранства, он принимал баптистское крещение в знак своего обновления и любви ко всем христианам независимо от их деноминации. В качестве подтверждения именно такого значения своего перехода в баптизм Карл Август после своего обращения поощрял проведение совместных богослужений с представителями других церквей. Такая открытость могла, конечно, быть поддержана и развита только в уникальной по уровню свободолюбия атмосфере Северной Америки. В то же время в Германии продолжала преобладать атмосфера нетерпимости к другим исповеданиям, как к сектантским искажениям истины христианского вероучения. Не имея возможности и желания продолжать «сидение на двух стульях», Карл Август разорвал официальные отношения со своей родной лютеранской церковью, демонстрируя, таким образом, свою приверженность американскому интерденоминационализму, благодаря которому «больше примером, чем словами, больше мягкостью, чем резкостью сможет Господь достичь единства в своей Церкви»