– О-о-о, да ты еще и художник?

– Нет, – смутился принц, – пустая баловня. Но тебя я вырисовывал. Все старался поймать твой образ. Но он постоянно ускользал. Да что я?! – ударил он себя по лбу. – Я покажу! Покажу, и ты поймешь, что я ждал именно тебя. Ждал, когда старуха Гилла оживит мою грезу.

Принц метнулся в кабинет и зашуршал бумагами на столе. Через минуту он ворвался в спальню, потрясая акварельными листами.

– Вот! Смотри! – предъявил он свои доказательства на право обладания Лерой, как своей фантазией.

Девушка осторожно, словно боясь фатальности момента, взяла рисунки и ахнула.

С альбомных листов на нее смотрела если не копия, то до ужаса похожая девушка. То же миловидное лицо с идеальным овалом, те же пухлые, чуть вздернутые кверху губки, приоткрытые в каком-то томительном ожидании. Глаза опять же похожи - миндалевидный разрез, да и чайный цвет почти в тон волос совпадал. Ну и самое последнее – ее маленький недостаток – курносый, обсыпанный бледными веснушками нос! Про фигуру и говорить было нечего. Валерия уродилась почти стандартной девочкой без сильных изъянов. Покатые плечи, не выдающаяся, но довольно тонкая талия, грудь второго размера и бедра... Вот с бедрами мать природа подкачала, они у девушки были широковаты, по крайней мере, по стандартам той красоты, что транслировалась из всех щелей в ее мире. Да и ростом она не вышла, даже до ста шестидесяти не дотягивала. Разве что на каблуках, а их она в процессе перелета в этот фентезийный мир потеряла, прям как Золушка.

Лауру свою молодой недоделанный Птрарка рисовал исключительно обнаженной или в тонюсеньких просвечивающих пеньюарчиках, поэтому стесняться перед ним полунагим видом было поздно. Этот сластолюбец до мельчайших подробностей изучил ее тело, фантазируя о том, как он будет им распоряжаться, когда прохиндейка Гилла, оживит акварельные наброски.

– И как это понимать? – только и смогла вдавить Лера, тыча ему в лицо наброски.

– Так, как я тебе уже объяснил, – совершенно спокойно сказал принц, видимо, давно привыкшей к мысли, что он будет полноправным владельцем оживленной игрушки.

Лера по-новому посмотрела на миловидного розовощекого парня. Ну, истинный Арфей, или эльф, или еще невесть кто из самых светлых и добрых сказок. А улыбается как искренне, как невинно и нежно. И не скажешь, что маньячина. А ведь напридумывал себе феечек. Ведьму подрядил. Из другого мира девушку вытащил, всю жизнь ей с ног на голову перевернув, и теперь права на нее заявляет.

Хотя что с принцев взять? Привык, небось, получать все желаемое и пресытился. Невозможностей захотелось. Несбыточностей. Да чтобы непременно исполнились.

И тут Лера поняла, что никакая это не сновидческая ерундистика, а самое настоящее пападалово! Попадалово в другой мир, где она никто и звать ее никак. Впрочем, нет, ни никто, она пленница! Пленница этого сладкоголосого лавандового мальчика в бархатных штанах, забрызганных белым. И как только Лера осознала это, такая злость ее одолела, что она, не помня себя, схватила с кровати принца подушку и кинулась на него с криками.

– Ах ты, монаршая сволочь! Извращенец недоделанный! Живую игрушку захотелось?! Надоело заниматься самолюбием?! Интриган! Колдун чертов! – заходилась она, лупя принца по голове и вообще куда придется.

Эльстан, надо отдать ему должное, не сопротивлялся, стойко сносил побои, будто чувствовал хоть немного угрызений совести. Он только прикрывал руками лицо и что-то бормотал то ли в оправдание своей сказочной выходки, то ли в упрек невоспитанной нимфы.

Когда Лера выдохлась и без сил упала в кресло, бросив в Эльстана распотрошенную подушку, она, наконец, услышала всхлип. Его Высочество сидел на полу в ворохе белоснежных перьев и не мужественно лил слезы. Нет, он не рыдал, влага из его глаз стекала тонкими поблескивающими струйками, задерживаясь на облепивших его щеки перьях.