– Я тоже не знаю ответа, – на удивление спокойно отозвался Райере. – Поэтому и хочу, чтобы ты пообщалась с ним и попыталась… попыталась понять, – вздохнув, произнёс он. – Песнь Смерти звучит в крови катар на протяжении веков. Столь долгих, что мы научились мириться с ней и управлять. Но может ли Песня появиться в венах Талах-ар?

– Может, – спокойно отозвалась Санъяра едва ли на мгновение задумавшись над вопросом, и, увидев удивление на лице учителя, пояснила: – Ничто не мешает им заложить часть нашего рисунка крови в летопись Колыбели Жизни. Если талах-ар считают, что какое-то знание пойдёт на пользу им… и Короне Севера… Они не будут колебаться ни мгновения.

– Да, – Райере вздохнул. – Но такие ситуации всегда обсуждались на Совете Намэ. Ты учитываешь не всё. Талах-ар так же ограничены заветами Крылатых Предков, как и мы. Крылатые Предки завещали нам разделение на четыре касты – стражей, творцов, учёных и мастеров. Было бы наивно считать, что они не знали, что делали. Их решение обеспечивало нашему обществу благополучие на протяжении сотен лет. Нет споров, нет неоправданных ожиданий, каждый получает то, для чего рождён, и рождается для того, что ему предстоит совершить.

– Мы все это знаем, – Санъяра поморщилась. Она не имела ничего против разделения на касты и даже считала его справедливым, но повторение заученных истин всегда казалось ей пустой тратой времени. – Я лишь ответила, как, по моему мнению, мыслят талах-ар.

Райере помолчал какое-то время, а затем кивнул.

– Я пытался объяснить тебе, – откликнулся он, – что у талах-ар – своя «Песня Смерти». В то время как нас притягивает безграничное могущество силы, экстаз битвы и опасность, соблазн талах-ар – могущество разума и власть абсолютного порядка. Но, как мы умеем сдерживать свои инстинкты, так, в большинстве своём, за исключением случаев, когда приходится вмешаться храму, умеют сдерживать желания и талах-ар.

Санъяра кивнула, признавая, что услышала.

– Но Калайа? – спросила она растеряно. – Какое отношение ко всему этому имеет Ласточка?

Райере почему-то отвёл взгляд.

– Я пока не могу этого понять, – нехотя произнёс он. – Пытается ли она мне угрожать или предостеречь?..

Он на какое-то время замолк. Потом сморгнул и совсем иначе посмотрел на ученицу.

– В любом случае сейчас это скорее моя забота, чем твоя. Весь день я буду занят с гостями, а ты можешь отдохнуть.

– Наран… – Санъяра запнулась, почему-то произносить имя нового знакомого в присутствии учителя оказалось неловко. – Наран предложил мне встретиться сегодня на закате, – скомкано закончила она.

– Вот и хорошо, – Райере как-то странно улыбнулся. – Постарайся показать наш храм с лучшей стороны.

– Это Вейде, – Наран указал на стоявшего рядом с ним невысокого талах-ир. Талах-ир был также красив, как и его спутник, только волосы у него отливали не золотом, а серебром – для касты творцов не самый распространённый окрас. Черты лица были более птичьими, но их остроту ощутимо смягчал заинтересованный взгляд. И, тем не менее, при виде его Санъяра почему-то – сама не могла понять, почему – ощутила укол разочарования.

Вейде улыбнулся слегка заискивающе и сложил руки в ритуальном поклоне.

– Это моя первая возможность пообщаться с катар-талах первого звена. И я очень рад, – признался он.

– Я тоже, – отозвалась Санъяра и, спохватившись, заметив сухость в собственном голосе, добавила: – Вероятно, вы тоже изучали техники зиккурата Серебряного Луча?

– Вейде помогал мне восстановить пластические фигуры, – когда Санъяра встретилась взглядом с Нараном, в его глазах было всё то же мягкое тепло, как будто он вовсе не ощутил огорчения девушки.