– Говорил. У него свои мысли по этому поводу. Знаешь, как он хорошо о тебе думает, как благодарен тебе за твои старания? Ты сама не понимаешь, какого человека вырастила, так не ломай ему жизнь, не стой на пути, пусть выберет сам или…

– Да что вы заладили: «или», «или»? Будто я и впрямь зла желаю единственному ребёнку. Много ты понимаешь?! Я знаю, что надо делать! – просияла Галя.

– Э-э-э-эх! – махнул рукой Борис и хотел уйти.

– Может, поужинаем вместе? Я сегодня рано освободилась, никуда не заходила, вчера приготовила борщ, вроде неплохо получилось. Не хочется одной сидеть, и ты вроде трезвый.

– А как же твои подруги на работе? Не звал никто в гости?

– Борь, ну не злись, сколько можно? Пора бы вернуться к нормальной жизни. Я была неправа в какой-то момент, но и ты не идеален, который год на дно бутылки глядишь. Ну хочешь, я для жены вашего начальника путёвку в санаторий добуду? Не сомневайся, он тебя повысит, зарплату поднимет, ты ведь всю жизнь на одном месте.

– Ничего ты, Галка, так и не поняла! Борща я бы, конечно, с удовольствием, но боюсь ты и здесь слукавила, поварихи из столовой отдали?

– Да… – разозлилась Галя, – а когда мне готовить? С работы прихожу, с ног валюсь. Сил хватает только уроки у сына проверить.

– Э-э-э-э-э-эх! И когда ты такой стала? Ведь была же обычной бабой.

– Баба – это твоя сестра, а я женщина! И у меня есть свои желания, потребности, мечты в конце концов. Ты за всю нашу жизнь ни разу с нами на отдых не съездил, зато к бедным родственникам и в Ташкент бегом бежал, значит, не так нужна была тебе наша семья? Может, поэтому я боялась ещё рожать? Не задумывался? – упрекала его Галя.

– Я много о чём задумывался, но разве тебе интересно было? Толика оставь, пусть сам решит, дров ведь наломает.

– Не наломает! Молодо, зелено самому решать!

Толик сегодня пришёл поздно, закрылся в своей комнате, и как не стучала, не ругалась мама, не открыл. Сколько раз он упрекал себя за то, что не ушёл из дома совсем, не уехал куда-нибудь, да хоть к бабушке с дедушкой в Ташкент, туда мама за ним всё равно не поедет. Но он возвращался, представляя, как мама будет пилить и унижать отца, обвинять его в случившемся. Не хотел он такой участи для него.

Давно они уже не ездили с мамой на городское озеро летом, она ни о чём, кроме учёбы, не разговаривала с ним, если он рассказывал, как провёл время у тёти Вали, про речку, огород за холмами, шалаш на дереве за сараями, мама слушала с явным пренебрежением. Не раз она намеревалась поехать к родственникам и поговорить с Валей, чтобы она построже была с племянником, не позволяла целый день гулять. Но от одной мысли идти по камням вдоль железной дороги, навстречу электричкам и поездам ей становилось тошно.

Запрещала мотаться в соседний посёлок, но выходило только хуже, Толик закрывался у себя и мог не разговаривать и не выходить из комнаты по целым дням.

Сейчас дошло до крайности, надо ехать. Маму не слышит, отца не воспринимает, блаженную тётю Валю он послушает.

На следующий же день Галя поехала не на работу, а к родственнице, предварительно позвонив на работу, предупредила: будет после обеда.

Ругалась, чертыхалась Галина, пока дошла до этого уродливого, розового дома, вытянутого вдоль железной дороги, на отшибе. Ничего здесь не изменилось с последнего её визита, разве что построек нелепых во дворе стало больше. Тихо так, никого во дворах, у соседей за забором петух закричал. Галя испугалась, вдруг дома никого, и правда, никто не открыл ей. На двери замок.

Она присела на крыльцо расстроенная, уставшая, погода непонятная: не то осенняя, не то летняя. Слишком прохладно для августа, тучи набежали, вот только дождя сейчас и не хватало.