Со Светой тоже нашли общий язык, затюканная, молчаливая, потерянная женщина, при виде мужа сразу уходила в дом. Он особо не тянул на рокового красавца с киноэкрана, обычный мужчина, среднего роста, чернявый, усы густые, рубашки всегда носил, никаких маек или футболок. Валя не видела, чтобы он что-то во дворе делал, она особо и не присматривалась.
Видела только своего Витю, любовалась, наглядеться не могла. С работы приедет и, пока светло, обязательно чинит, поправляет, с детьми за дровами пойдёт на речку, вся семья уже привыкла к бане и к привозному газу. Ко всему привыкли новые жильцы.
Валя попыталась пристроить детей в местный сад, но не тут-то было, правду сказала соседка – переполнен, забит до отказа. Но зато в городе садик находился недалеко от трикотажной фабрики, по пути, как же она обрадовалась.
Так и потекли денёчки, вставали рано и взрослые, и дети, взрослые бежали, дети плелись за ними или засыпали у папки на плечах до станции, в электричке зевали, уткнувшись в окно. Потом сад, вечером мама забирала или папа, если Валю задерживали на курсах.
В выходные снова хозяйничали по двору и по дому. Борис заезжал иногда, если мама отпускала, с Толиком. Мальчишка за неполных четыре визита полюбил приезжать к родственникам, отец его не держал, всё позволял, вот и носился Толик с другими детьми на пруд, в прятки играли или с племянниками во дворе мяч гонял, они хоть маленькие, но с ними интереснее, чем сидеть весь день за инструментом или за шахматной доской. Даже поездки с мамой на озеро он разлюбил, скучно…
Галя не была ни разу у родственников, но шифоньер для них добыла, трёхстворчатый, с большим зеркалом, заодно, и сервант новый, для себя. Валя не знала, как благодарить Галину, маме писала в Ташкент и слов не могла подобрать, какая Галя! И Боря… если бы не они!
Так пролетел год, и здесь соседка оказалась права. К осени никто о них не вспомнил, освободившиеся комнаты в общежитии быстро заняли холостые и одинокие. Витя, в принципе, не настаивал, привыкли они к своему дому. Дрова на зиму выписал и уголь. Котёл у соседки находился в прихожей, так что в дом к ней ходить не приходилось. Дружно жили всем двором, Лида старалась держаться отдельно, но муж и дети вполне разговорчивые и приятные. Детвора со всех дворов по выходным прибегала к тёте Вале на запах жареных пирожков или за яблоками, видели, дядя Боря им целыми сетками привозит крепкие, сочные и такие ароматные яблочки.
На следующий год Виктор с Валентиной посадили картошку на своём огороде в нескольких километрах от дома, ходили летом, поутру, обрабатывали, но ничего путного там не выросло, земля серая, каменистая, но зато своё. Стыдно от брата принимать гостинцы, он и так тащит им и тащит сумки, а всё Галина беспокоится.
Вскоре Валя забеременела, она попыталась мужу сказать, что не хочет… куда им? Живут на отшибе, комнаты две, да и работать ей нравилось, а тут опять дома с ребёнком. Витя даже думать запретил о таком! Впервые за всю их совместную жизнь он голос повысил на жену. Потом, конечно, извинялся, понял, был резок. Так и порешили.
Вскоре родился Вовка, Валя ещё грудью кормила, уж и четвёртого понесла, когда спохватилась, оказалось поздно.
Галина возмущалась дома, когда муж рассказал.
– Ой, дура! Ой, бабы дуры! Ну куда нищету плодить, поработала бы… Должность какую получила, а там можно и было и о третьем подумать. А они не успели третьего родить, уже четвёртого состряпали! Что за люди?!
– Галь, может, и нам… – осторожно спрашивал Борис, – Толик вон как любит с детьми. Вдруг доченька?
– Ага… вдруг, авось, дал Бог дитя, даст и пищу… Ерунда всё это! Самим надо в жизни пробиваться. Боренька, ты лишней минутки дома не задержишься, а мне с младенцем целый день. Не-е-ет! Мне хватило Толика в своё время, как вспомню общагу на Маяковского, волосы шевелиться начинают. Сына на ноги надо поставить, об этом думай.