– Эй! Ты! Слышишь ли ты нас, или нет? Поговорить нам надо, без войны, а так, по-людски. Есть о чём нам говорить, если ты на нас не зол и обиду кинешь прочь! За пса своего нас прости! Это не мы его так, а он сам так вот сумел. Руку он повредил сильно очень! И если имеется у тебя какой-нибудь йод и чем-то забинтовать, то просим извинения и жизненной помощи, – вскричал тот, что как былинка.

Макарий с трудом встал, и, подняв с земли оглоблю, пошёл на этих странных «гостей».

– Сейчас я вам это принесу! Вылечу вас обоих, до самого младенчества, или до самого возврата, откуда вы появились на свет! На свет чёрный для вас обоих, и гадкий, до омерзения от ваших действий. Вам ещё и йода? А оглобли вам для лечения милосердием не надо?

– Подожди, подожди не спеши! Это нас так бес сгоряча попутал! Мы хотели чинно и благородно спросить о дороге, да и всё. Но, вот так вышло. Что ж, такое бывает, сам пойми. У тебя вот трактор, а нам – пешком. Вот и всё решение. Так что, нас прости! И нас здесь небыло совсем, и – никогда, и – никому! Лады? И мы уходим, уходим, навсегда. Только, ты мне руку помоги чем-нибудь залечить и замотать! Больше силы нет терпеть эту боль! А мы ведь миру ещё нужны, да и себе тоже, – сдалека промычал, тот, что ниже ростом.

– Мы – гады, и этого не отрицаем! Но нам необходимо ими быть, чтобы выжить! Понял, ты нас, парень? На тебя зла у нас нет и небыло никогда! Ты просто случайность в нашей жизни. Так что, брось с нами войну, а пойми и помоги! – вдруг, став вежливым, добавил, тот, что с тонзурой.

– Нет у меня никакого йода! И мой вам совет: давайте быстрее отсюда! Пока из лесу не пришли наши люди! А рану, если она есть, то присыпьте перезрелым дождевиком. Их сейчас везде полно!

Пёс, неожиданно поднял голову и взглянул на Макария, будто говоря, что всё в норме.

– Берли! Не вставать! Лежи пока, я сейчас! – и, повернувшись к этим пришлым, жёстко воскликнул:

– За что это всё? Зачем вы так с нами? Что, вдруг мирно затихли?

Он вспомнил, что на опушке видел дождевики. Несколько перезрелых, больших коричневых грибов смотрели в мир происходящего, достойно и обнадёживающе.

«Вот оно, лучшее средство от сепсиса и всяких нежданных ран! Необходимо присыпать кровотечение Берли этим лекарством леса».

Он сорвал дождевик, и его пыхающую внутренность густо насыпал на рану Берли. И пёс неожиданно вскочил и, оглядевшись, встряхнулся, жёстко уставился на этих двоих.

Тот, широкоплечий, что ниже ростом, тяжело выкрикнул:

– Да не маши ты этим орудием тягла, а успокойся своего пса и выслушай. Ты, случайно, не ждёшь ли Игоря и Николая? Если их, то беги отсюда, да поскорее, во всю свою прыть. Они больше сюда не придут. Теперь они в западне, и очень, безвылазно глубокой.

– Что, что, что? Ты о чём это так сдалека? А ну-ка, подойди и уточни, да скорей!

– А, что уточнять! Они захвачены в работяги. В работяги-невольники, и бессрочные. Вот так, парень, вот так. Такие вот теперь у тебя дела. Им на ночь – хомуты на шеи, да на ноги вожжи от лошадей. Теперь им мир безвольный, и иначе не бывать.

И Макарий вдруг почувствовал, как что-то потекло по левой стороне груди, тёплое и липкое. Он понял, что открылась полузажившая рана и сжала всё его естество до колючей боли.

В голове помутилось, закружился лес, но он выстоял, и, расставив ноги, упрямо смотрел на этих чуждых «пришлых».

– Это, кто так посмел затронуть наших людей? По какому такому праву это всё я слышу? А? – грозно выкрикнул Макарий и вонзился взглядом в этих «пришлых».

– По какому праву? Да по праву силы, наглости и бесправия, которого сейчас хватает везде, куда не кинь, куда не глянь! – скривившись выдавил тот, что поменьше и добавил: