– Мы сейчас с Николаем двинемся по делам, вот за эту лиственницу, что торчит над миром. Видишь? Если нас до утра нет, то пойдёшь на поиски. Договорились, Макарий? А сейчас, можешь набрать грибов: здесь их столько, что хоть коси косой! Приготовить, я думаю, что ты сможешь грибно-рыбную уху, что уже на слуху? О, я уже чувствую её невероятный запах! А в доме имеется три комнаты, выбирай себе одну: только наша – большая. Рыбу мы уже успели засолить, но её нужно придавить грузом. Найди камни и придави, это наше добро. Так, что займись этим, без вопросов.

– Хорошо, попробую всё сделать, как ты говоришь. Только сначала скажи, что это так ухало ночью в лесу?

– Скоро узнаем! А теперь – пока, и, надеюсь, что мы уходим ненадолго. А дома ты обследуй, если хватить силы. Мы их осмотрели, но, видимо, не так как надо! И что-то здесь есть такое, чего не должно быть. А что? Непонятно! Вот сам, на крыльце, перед входом в дом и почитай. Мы всё здесь осмотрели, до остервенения, но так ничего и не нашли, – и, махнув рукою, Игорь вошёл следом за Николаем в заросший хвоей лес. И уже, из-под густых веток сосен, донеслась его бодрая уходящая песенка.

На мир зовут дубы высокие,

И лес шумит листвой затаенной.

Где встречи – жар, слова жестокие

Отправят нас к любви опаленной…

Камни он нашёл на берегу озера и придавил ими всю засоленную рыбу. Потом сходил в лес за грибами, которых действительно было очень много. Приготовил эту грибно-рыбную уху на полуразваленной печке во дворе и принялся осматривать дом.

Макарий взошёл на старое крыльцо и внимательно осмотрелся вокруг. Что здесь в этом доме таилось, необычное и загадочное, он почувствовал сразу. Это осознал он своим внутренним «я», которое всегда умело встревожить его душу неясным ожиданием.

Над распахнутой дверью в дом виднелась вырезанная неровными буквами старая надпись:

«Будь человечен, всяк сюда входящий!».

Выше этой надписи виднелось другое указание.

На стесанном неровно бревне, была вырезанная стрелка – вверх, и так же имелась постаревшая надпись:

«Я там есть! Ты поймёшь, сумев взойти!».

Макарий внимательно осмотрел внутри этот третий дом: всё брошено и, видимо, давно.

Ничего интересного он в доме не заметил и решил осмотреть здесь всё снаружи.

Он обошёл вокруг дом и увидел прислонённую к пристроенному сарайчику деревянную лестницу, не совсем изъеденную временем и ветром. Прямо с крыши этой пристройки имелся закрытый вход на чердак дома.

– Ну, что, Берли, я – наверх? Под крышу мира? – и подмигнув своему защитнику, влез на чердак.

На чердаке было влажно и смутно, как в душную тяжёлую ночь. Призраками чужих миров свисала густая паутина с потолка до самого низа. Камышовые связки снопов, связанные крепкой осокой, издавали непонятный и терпкий запах. Всё здесь было покрыто временем и пылью, что даже птицы не посещали это глухое место. Серо, мохнато от паутин и сотканной необычности тишины.

«Но, что, же хочет эта надпись на бревне? Чтобы кто и что здесь нашёл? Но что можно здесь спрятать, и зачем, и для кого? Странно это, и очень! Но, может, здесь и нет ничего? А чья-то, шутка-розыгрыш, для простаков, желающих что-нибудь прихватить, просто так?».

Крыша нависала серым камышовым вопросом и молчала в ответ. Гирлянды паутин плотной завесой тянулись к Макарию и будто манили в себя. Внимательно осмотрев этот, паутинный мир, он заметил небольшую прореху в этой завесе времени.

«Что это за невиданность такая? Это, что же? Неужели тайник?» – затревожилась мысль.

Из камышовой щели чердака, что-то торчало сероватой тканью.

Он потянул к себе эту мешковину и, оказалось, что это целый мешок. Макарий вытащил всю эту неожиданность и развернул её. Там находились две пожелтевшие тетради, фотографии каких-то людей и тяжёлый свёрток, обмазанный хвойной смолой.