Переход Валентина в агентство имел для меня некоторые последствия: мне надо было подыскивать себе другую работу. Жаль. В АПН у меня наладились добрые отношения со многими, появились и настоящие друзья. Предстояло привыкать к новой обстановке, что всегда непросто. Но уходить необходимо: я явно мешала мужу. Через меня пытались довести что-либо до его сведения, так или иначе я вынуждена была сообщать ему некоторые детали. Словом, я снова оказалась в библиотеке, как в семнадцать лет, когда начинала работать. Правда, на этот раз она обслуживала Совет министров СССР.

В нашем окружении появляются новые лица. Такие, как Г.В. Писаревский, политобозреватель, экономист-практик, хорошо знающий крестьянскую душу и нужды (Г.В. Писаревский скончался. – Примеч. авт.). В маленьком районе, где он родился, Г. Писаревский сделал для простого человека больше, чем теоретики со всеми их мудреными теориями (ни в коем случае не хочу оскорбить ученых мужей). К сожалению, его опыт не очень-то находит последователей.

С Г.В. Писаревским

Андрей Золотов, ученик профессора Генриха Нейгауза. Крупный искусствовед. Его компетентному мнению всегда можно доверять. А. Золотов пришел на работу к Фалину и ушел вскоре после его ухода из АПН. Андрей Андреевич оживил культурную жизнь агентства. Благодаря его личным контактам удалось организовать цикл концертов с участием артистов Большого театра, молодых талантливых музыкантов. «Виртуозы Москвы» под управлением В. Спивакова охотно и регулярно выступали в здании АПН.

С именем Владимира Спивакова связаны некоторые воспоминания. Мы познакомились в доме ленинградской коллекционерши В. Голод. Мой муж был в хорошей форме, что случается с ним в доброй компании, а также среди милых его сердцу предметов искусства. Но когда разговор коснулся музыкальных инструментов и Валентин проявил чисто специфические знания из области техники их создания, музыкант был сражен.

Как-то при встрече выяснилось, что прославленный оркестр не имеет дома приюта. Репетиции проходили, как говорится, где Бог пошлет. А Бог часто посылал им полуподвальное помещение какого-нибудь домоуправления.

Оркестранты не могли в мороз согреть руки, репетировали в шубах! Что же это делается с нашей культурой! У мужа покраснели глаза.

– Володя, в АПН днями пустует конференц-зал. Если вас это устроит…

Конечно, акустика там, прямо скажем, неважная. Но зато достаточно места, тепло, никто не будет мешать, не нужно брать с собой еду (есть кафе), а главное – не придется ни перед кем унижаться.

Так «Виртуозы» появились в агентстве. С зачехленными инструментами, вызывая настороженное недоумение ничего подобного не видевших милиционеров-охранников, они проходили по особому списку. Вскоре, однако, к ним привыкли, и все пошло своим чередом.

На первую репетицию поприветствовать оркестрантов пришел Фалин. Поинтересовался, все ли в порядке. Один из музыкантов показал предмет своей законной гордости – виолончель работы знаменитого Гварнери, только что им приобретенную. Состояние инструмента, правда, не самое лучшее. Придется реставрировать.

Мой муж деловито рассматривает виолончель, поворачивая ее разными сторонами:

– Да, инструмент понатерпелся на своем веку. Особенно досталось обечайкам. Они выполнены из корня карагача, поэтому их трудно будет восстанавливать.

Когда во Франции специалисты подтвердили – действительно хрупкий карагач, оркестранты аплодировали Фалину. Это рассказал мне сам Спиваков.

Друг не забывает нас. В дни августовского путча через знакомых разыскал меня и мужа, предлагая найти у него в Испании убежище всей нашей семье.