Хоуден почувствовал прикосновение Маргарет к своему локтю, и они двинулись за остальными.

– Натали хвастается омаром в желе – она утверждает, что этому поверишь, только когда попробуешь.

– Ты мне скажешь, что это омар, когда я откушу его, дорогая, – сказал он и улыбнулся. Это была их давняя манера шутить.

Джеймс Хоуден мало интересовался едой и, если ему не напомнить, вообще мог пропустить очередную трапезу. Случалось, он ел, а думал о другом. И когда в прошлом Маргарет готовила специально для него разные деликатесы, он поглощал их, понятия не имея, что́ съел. В начале их супружеской жизни Маргарет и злилась и плакала, оттого что муж совсем не обращает внимания на ее кулинарные способности, а она любила готовить, но теперь давно уже перестала этим заниматься.

Взглянув на хорошо укомплектованный буфет, за стойкой которого внимательный официант уже держал наготове две тарелки, Хоуден заметил:

– Выглядит весьма внушительно. Что это тут у вас?

Гордясь тем, что он обслуживает премьер-министра, официант быстро перечислил названия всех блюд: малосольная белужья икра, устрицы «Мальрек», paté maison[2], заливной омар, виннипегский копченый золотой глаз, foiе gras Mignonette[3], холодные жареные ребра, заливное из каплуна, жареная индейка с орехами, виргинская ветчина.

– Благодарю, – сказал Хоуден. – Положите мне немного мяса, хорошо прожаренного, и салата.

Увидев, как вытянулось лицо официанта, Маргарет прошептала:

– Джейми!

И премьер-министр поспешил добавить:

– И еще что там порекомендует моя жена.

Они только отошли от стойки, как вновь появился помощник по вопросам военно-морского флота.

– Извините, сэр. Его превосходительство шлет вам наилучшие пожелания, и мисс Фридман у телефона.

Хоуден опустил на стол тарелку с нетронутой пищей.

– Очень хорошо.

– Неужели ты должен сейчас идти, Джейми? – В тоне Маргарет звучала досада.

Он кивнул.

– Милли не стала бы звонить, если бы дело могло подождать.

– Звонок перенаправлен в библиотеку, сэр. – И, поклонившись Маргарет, помощник пошел впереди.

А через несколько минут премьер-министр сказал в трубку:

– Милли, я дал слово жене, что вы звоните по важному поводу.

Мягкое контральто его личного секретаря прозвучало в ответ:

– Я считаю, что так оно и есть.

Иногда Хоуден любил звонить по телефону только ради того, чтобы услышать голос Милли. Он спросил:

– Откуда вы звоните?

– Из конторы – я вернулась. Со мной Брайан. Потому я и звоню.

Хоуден почувствовал нелепую вспышку ревности при мысли, что Милли Фридман наедине с кем-то еще… Милли, с которой несколько лет назад у него была связь, о чем он вспомнил сегодня с чувством вины. В свое время у них был страстный всепоглощающий роман, но когда он кончился – а Хоуден с самого начала знал, что так оно и будет, – оба возобновили свою независимую жизнь, словно закрыли и заперли дверь между двумя комнатами, которые, однако, продолжали оставаться рядом. Ни он, ни она никогда больше не говорили об этом удивительном особом времени. Но порой – как в данный момент – вид Милли или звук ее голоса мог вновь взволновать его, словно к нему вернулась молодость и пылкость чувств и минувших лет как не бывало… А потом всегда нервы брали свое и появлялась нервозность человека, который в публичной жизни не мог допустить, чтобы в его броне образовалась щель.

– Хорошо, Милли, – сказал премьер-министр, – давайте к телефону Брайана.

Последовала пауза – слышно было, как трубка переходила из рук в руки, – затем энергичный мужской голос отчеканил:

– В Вашингтоне произошла утечка, шеф. Некий канадский репортер обнаружил, что в городе ожидают вашего приезда и встречи с Воротилой. Нужно заявление из Оттавы. Иначе, если информация об этом просочится из Вашингтона, все будет выглядеть, словно вас вызвали туда.