Далее: «Когда у человека хорошее состояние духа, у него есть какие-то радости и желания. Я однажды провалилась в депрессию на несколько лет. У меня было состояние, что воля, что неволя, всё равно. У меня не было никаких вибраций, чтобы я что-то хотела, чтобы я радовалась. Я просто существовала, как какой-то заключённый в клетке своего тела. Я так мечтала, чтобы мне было уже сто лет, чтобы, в конце концов, померла от старости. А сейчас так хочется жить, так хочется путешествовать. Пофиг на эти морщины или килограммы. Меня это не смущает. И я рада, что во мне очень много жажды жизни». Несколько лет депрессовать – это, конечно, сильно. Нам, северным женщинам, такие привилегии недоступны. Помнится, одна френдесса впала в уныние и надолго. Она тоже северная женщина, сама себя оттуда вроде вытащила.

Больше меня удивили следующие слова Ирины: «Мне пишут, не социофоб ли я. Социофоб – это психическое отклонение. Я – латентный интроверт, это точно. Я похожа на экстраверта, могу говорить много на камеру. Но иногда то, что говорю на видео, это то, что я за весь день говорю. Я всегда молчу. Глупо было бы молчать и на камеру. Иногда видео – это единственные полчаса в день, когда я не молчу». Я вот пишу, как дышу, без тормозов и без комплексов. И эти полчаса у компа заменяют мне говорильню ни о чём с кем попало и часами напролёт.

Чувствую, что несёт меня не в ту степь. Наверное, оттого, что не знаю, как далее писать о годе 2000-м. Под каким соусом подать, о серьёзном несерьёзно, о глобальном слегка небрежно. Да тут должна голова работать в унисон с УК, а я привыкла писать по наитию без оглядки ни на что и ни на кого… Вот о путешествиях я бы с удовольствием писала, но они были намного позже. О будущих и мечтать боязно. Я не замужем за индийцем и не блогер с серебряной кнопкой. Но тоже интроверт.

Синий туман похож на обман…

Несколько последних месяцев жила по принципу – сила есть, ума не надо. Пора заставить эти шестерёнки в черепной коробке работать – когда во благо, иногда во вред. Воображение – это сила. Это то, что способно компенсировать отсутствие всяких свобод, даже пустоту холодильника. Пустота тоже во благо. Только она – гарантия сохранения приятного чувства лёгкости. Работа ума не позволит мне сохранить мой теперешний вес. Несколько месяцев НЕписания – минус десять килограммов лишнего веса. Это важнее, чем минутное чувство удовлетворения от завершённой книги, от лестного отзыва.

«4 января 2000 года. В конце месяца будет моя презентация. Лишние хлопоты. Когда же лето, можно будет обо всём забыть. А ещё книга… Учёба. Боже, не дай мне свихнуться от всего. И слава богу, у меня нет мужа. Хоть в этом отношении я свободна. Игра в прятки с самой собой. Не разобралась в самой себе до конца. Мир фантазий рухнул. Воссоздать! Восстать из пепла! Пишу билеты. А хочется совсем иного. Стихов…».

Получается, ныне я вовсе не свободна. На хрена тебе фантазии, когда тебе только тридцать с хвостиком, ты абсолютно свободна? Живи, наслаждайся. О стихах забудь, ибо от них дивидендов нет. А билеты писать вовсе лишне, ибо экзамены ты всё равно сдашь. Со шпорами. Имеется ввиду заочное обучение на филфаке, которое, по сути, мало что дало. Ну, дивидендов. Прибавило ли ума, не мне судить. Умной я была в классе пятом-шестом, может, чуть раньше. Столько, как тогда, мой мозг никогда не напрягался. Мне всегда жаль тех лет, потраченных на учёбу, особенно в школе. Эта фраза, знаю, никому не понравится. Хотя мне нравилось учиться. Но это всегда происходило при включённом внутреннем телевизоре. Учёба – как часть большой игры. Может, и вся моя жизнь, как ролевые игры.