– Наверное, – говорю задумчиво, пытаясь понять, что отец зашифровал в этом послании, и делаю еще одну попытку: – Так мне можно с ним поговорить?

– Конечно, нет, милая. Я пригляжу за старым другом.

В его голосе иронии даже нет.

– Спасибо, – говорю искренне. – Ты приедешь?

– Нет. Не хочу засветить вас нечаянно. Если что-то нужно, попроси Сойера, он выполнит любое твое желание. Если оно не противоречит установленным правилам.

– У меня нет желаний, которые не противоречат правилам, – вздыхаю я и нажимаю отбой.

Сойер будто материализуется из воздуха – не знаю, как еще назвать его сверхспособность так бесшумно и быстро перемещаться в пространстве – рядом со мной, и я протягиваю ему телефон.

Возвращаюсь к остывшему кофе, выливаю его в раковину и нажимаю кнопку приготовления свежей порции. Кофемашина тут едва ли не единственное чудо современной техники. Вся остальная техника слегка… уставшая, если не сказать устаревшая. Такие модели сейчас уже не встретишь даже в квартире моего деда Николая.

В ожидании кофе откусываю чуть отсыревший и уже не такой хрустящий тост.

"Зал для молящихся. Что это может значить? Зал для молящихся. Зал д…" проговариваю я про себя, пока меня не осеняет.

Зал для молящихся в японских храмах называется хайдэн! Или хэйдэн, точно не помню, но точность здесь не важна. Главное, что этим залом папа точно сообщал мне, что встретился с братом. И как там было дальше? Что-то про пожертвование и про молитву. И что все разрешится.

Я радостно выдыхаю – брат не один, и он знает, что я не бросила его. Вместе они что-нибудь придумают.

А я пока постараюсь не сойти с ума в этой клетке с неласковым зверем.

И попробую его приручить…

– В тебе голубых кровей нет? – спрашивает Сойер неожиданно и с плохо скрываемым раздражением в голосе.

Стою к нему спиной, но чувствую его неприязнь всем телом. Каждый волосок на спине встает дыбом от его презрительного, даже брезгливого взгляда. Я давно поняла, что мое присутствие ему поперек горла, он этого, в общем-то, и не скрывает. Представления не имею, чем так его допекла, но и разбираться не буду – пусть терпит, я тут тоже не по собственному желанию и отнюдь не на курорте. Если что-то не устраивает, пусть идет со своими претензиями к отцу. Я буду только счастлива убраться отсюда поскорее.

Местом нашей встречи и на этот раз снова стала кухня – точно по старой советской классике.

Сойер на барном стуле у острова лениво попивает кофе с разогретой в микроволновке бельгийской вафлей – его любовь к ним просто маниакальна, в шкафчике я видела, наверное, их месячный запас, – а я спустилась вниз за пакетом сока, стаканом молока и печеньем. Стараясь лишний раз не попадаться ему на глаза, из комнаты почти не выхожу, поэтому затариваюсь сухим пайком.

– Это так заметно? – спрашиваю с вызовом, не оборачиваясь.

Мою кровь нередко называют голубой из-за редкости – у меня четвертая отрицательная, – но он, конечно, имеет в виду другое. Аристократическая бледность лица у меня тоже присутствует.

– Невооруженным глазом. Ты ведешь себя как наследница престола в изгнании. Опальная королева, не иначе.

– Что за мания у тебя придумывать мне разные прозвища? – все же верчу я головой в его сторону. – Тебе так не нравится мое имя?

– Я уже говорил: оно тебе не идет. Вот твое второе имя куда больше отражает твою сущность.

– И об этом ты уже тоже упоминал.

Я уже всё взяла, и готова уходить, но моему надзирателю явно пришла охота поговорить, поэтому я не спешу удаляться. Это, по меньшей мере, невежливо. Да и, честно, достало сидеть в крохотной комнатушке наверху. Я – свободолюбивое создание.