Бетонная смотровая площадка на крыше, украшенная металлическими перилами для безопасности, позволяла лицезреть многое. Простирающуюся синевато-серую воду вокруг, галечный пляж, кусты можжевельника и папоротника внизу… Природа и климат буквально взбесились после Катаклизма, и теперь на некоторых Островах мы наблюдали и хвойный лес, и джунгли, и холодный ливень с последующей невыносимой жарой.
Быстрая смена погоды тоже позволяла сдерживать распространение спор, правда, исключениями были смерчи или ураганы… Любой сильный ветер играл против нас.
Переплетения пальм с соснами, колючие кусты и экзотические, не пахнущие цветы; форпосты вдалеке, заброшенный, неиспользуемый маяк, куда запрещено ходить из-за высокой концентрации криптококка в подвалах под землёй – лучше лишний раз эту заразу не тревожить. Красиво… По-своему, по-иному здесь красиво.
Если бы можно было заглянуть за линию горизонта, там бы нашлись мосты, соединяющие дорожным полотном другие Острова между собой, канатную дорогу, военные полигоны разных Дивизионов. А с другой стороны Центрального Острова, на котором располагался Штаб, был небольшой причал, откуда отправлялись паромы на Материк. На этот причал я ступила два месяца назад, а прошла будто бы целая вечность.
Прикрыв глаза, прислушалась к тихому вибрирующему гулу волн. Сконцентрировалась на ощущении покоя и уединения. Отпустила и сон, и накопленную, не проходящую усталость. Представила себя на какой-то интересной должности после распределения. Затем медленно распахнула веки. И поняла, что покою пришёл конец.
Внимание тут же захватила какая-то цель. Приглядевшись, я заметила точку, в равномерном темпе приближавшуюся по линии пляжа. И с ужасом обнаружила, что с каждой секундой узнаю в бегуне… Эммерсона.
Что он делает здесь в такое время?
Мгновенно постучала по лбу пальцем, словно кто-то мог увидеть и оценить степень неуместности вопроса – он же бегает, идиотка. Утренняя пробежка, в отличие как раз от твоего праздного безделья.
Еще и по гальке… Максимальный выход из комфорта. И почему не стадион?
Обняв себя за плечи и застыв, я оцепенело смотрела, как Норд постепенно замедляется, потягивая руки, затем разминает голени и останавливается. Небо светлело на горизонте так же быстро, как и растворялось моё желание оставаться на площадке. Что-то неведомое с силой тянуло на пляж. Даже с такого расстояния я видела, как тяжело дышал Эммерсон, и это был такой контраст с совершенно незыблемым морем за ним.
В каждом из нас – такое море.
И в Эммерсоне оно всегда – стихия, буря, шторм.
А мне… Мне бы хотелось быть абсолютно непотопляемой с такими людьми.
Так. Хватит.
Втянув солёный воздух в лёгкие, я коротко выдохнула, пытаясь собраться снова. Развернуться и уйти. Не выдав себя. И в этот момент… Норд поднял голову.
Посмотрел вверх. Цепкий взгляд заскользил по зданию, останавливаясь чётко на смотровой площадке. Будто почувствовал присутствие.
Лёгкий ветер всколыхнул листья папоротника на пляже. Затем пряди его волос. Мои волосы.
И я словно попала под заклятие.
В тумане, слыша только шум волн в ушах, я ушла с площадки. И через десять минут обнаружила себя, шагающей по камням.
– Что, Гамильтон, не спится?
Такой фразой Эммерсон встретил меня.
Зачем я все это делаю, черт возьми? За-чем?
Вздымающаяся от бега грудь постепенно возвращала привычный ритм. Мокрая футболка, пот на висках – одна капля заскользила по шраму на брови. По второму шраму, рядом со старым, который оставила уже я…
Поджав губы, я скрестила руки и взглянула на плескавшуюся воду за ним. Начала жалеть… Об этой глупой идее.